Ну вот и всё. В последний раз

      Ночую в материнском доме.

      Просторно сделалось у нас,

      Вся комната как на ладони.

      Сегодня вывезли буфет

      И стулья роздали соседям,

      Скорей бы наступил рассвет:

      Заедет брат, и мы уедем.

      Пожалуй, в возрасте любом

      Есть ощущение сиротства.

      К двери я прислоняюсь лбом,

      На ней внизу – отметки роста.

      Вот надпись: «Жене десять лет», —

      Отцовской сделана рукою.

      А вот чернил разлитых след…

      Здесь все родимое такое.

      За треснувшим стеклом – бульвар,

      Где мне знакомы все деревья,

      И весь земной огромный шар —

      Мое суровое кочевье.

      Стою, и сил душевных нет

      В последний раз захлопнуть двери,

      Семейный выцветший портрет

      Снять со стены, беде поверив.

      Остался человек один,

      Был мал, был молод, поседел он.

      Покайся, непослушный сын,

      Ты мать счастливою не сделал.

      Что ж, выключай свой первый свет,

      Теперь ты взрослый, это точно.

      Печальных не ищи примет

      В чужой квартире полуночной.

      В последний раз сегодня я

      Ночую здесь по праву сына.

      И комната, как боль моя,

      Светла, просторна и пустынна.

      Где б ни был я, где б ни бывал,

      Все думаю, бродя по свету,

      Что Гоголевский есть бульвар

      И комната, где мамы нету.

      Путей окольных не люблю,

      Но, чтобы эту боль развеять,

      Куда б ни шел, все норовлю

      Пройти у дома двадцать девять.

      Смотрю в глухой проем ворот

      И жду, когда случится чудо:

      Вот, сгорбясь от моих забот,

      Она покажется оттуда.

      Мы с мамой не были нежны,

      Вдвоем – строги и одиноки,

      Но мне сегодня так нужны

      Ее укоры и упреки.

      А жизнь идет – отлет, прилет,

      И ясный день, и непогода…

      Мне