Призраки вокруг нас. В поисках избавления. Джеймс Холлис
Читать онлайн книгу.
Скрудж не встретится с призраком Марли. Но ведь все мы таскаем за собой эти гремучие металлические цепи. Вы не слышите? Не чувствуете их, перелистывая свежую газету? Генрик Ибсен слышал и видел их, причем задолго до появления глубинной психологии в том виде, в каком она существует сегодня. Благодаря своей глубочайшей интуиции он понимал, как груз недопережитого и непроработанного прошлого давит на настоящее. Свою пьесу 1882 года он так и назвал – «Привидения». Он чувствовал, как на его современников, жителей Осло, влияет чье-то незримое присутствие: давно умершие предки, отжившие ценности, мертвые буквы писаний. И поэтому в уста одного из героев Ибсен вкладывает такие слова:
…мне почудилось, что предо мной выходцы с того света. Но я готова думать, что и все мы такие выходцы… В нас сказывается не только то, что перешло к нам по наследству от отца с матерью, но дают себя знать и всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное. Все это уже не живет в нас, но все-таки сидит еще так крепко, что от него не отделаться. Стоит мне взять в руки газету, и я уже вижу, как шмыгают между строками эти могильные выходцы. Да, верно, вся страна кишит такими привидениями; должно быть, они неисчислимы, как песок морской. А мы жалкие трусы, так боимся света![1]
Джеймс Джойс, проведший свою блестящую, отчаянную, беглую жизнь в изгнании, во всех своих книгах всегда изображал любимую/ненавистную Эйре (Ирландию). Интересно, что в рассказе «Мертвые» он приходит к тому же заключению, что и Ибсен. Джойс знал, что однажды ему придется оставить свою родину, свою церковь, свою семью. Все, что он так любил, было в рабстве у прошлого – иноземное владычество, деспотичная церковь, бремя традиций, повседневный быт и социальные ожидания – родина не принимала его, не любила в ответ, ибо таков удел исключительных душ. Поэтому, глядя на суету и суматоху Дублина, он видел не жизнь, а смерть и души своих соотечественников, каждый день серевшие под ношей коллективного бремени. «Один за другим все они станут тенями. Лучше смело перейти в иной мир на гребне какой-нибудь страсти, чем увядать и жалко тускнеть с годами»[2]. И он, как в омут, бросился в бедность и изгнание, поддерживаемый лишь несчастной Норой и своим обсессивным мифо-поэтическим гением.
В то же самое время его соотечественник У. Б. Йейтс в своей одержимой погоне за призраками становится членом несколько тайных обществ, в том числе Герметического Ордена Золотой Зари. Его жена, которую он повстречал в одном из таких обществ, якобы была каналом передачи голосов из мира духов. Эти голоса приносили Йейтсу «поэтические метафоры»[3]. Во многих из его двадцати шести пьес, включая последнюю («Чистилище» 1938 года), описаны связи иного мира с миром нашей повседневной реальности. В эту же эпоху – переходный период между исчезновением библейского буквализма и появлением неадекватных суррогатов современной культуры – Карл Юнг узнает, что его мать является медиумом. Он несколько раз посещал спиритические сеансы, а позже написал научную работу о «голосах», вещавших на одном из таких сеансов через его кузину Хелену Прайсверк. Но ответы «духов» его не удовлетворяли, он искал (и, как мне кажется, нашел) психологические объяснения. Исключив обман и жульничество, отказавшись от буквального понимания, он открыл новый путь изучения этих вездесущих призрачных явлений.
В эвристических работах Юнга, его исследованиях человеческой психики нет места страху, суевериям и проекциям. Изучая тайны нашего мира, он приходит к выводу, что все психические феномены существуют не вовне, а внутри нас. Неважно, с чем мы сталкиваемся во внешнем мире и какова его автономная материальная оболочка, потому что переживаем, перерабатываем и оцениваем мы все посредством индивидуальной и коллективной психологии. Так есть, и так всегда было, хотя мир и знал времена, когда за подобные взгляды сжигали на кострах.
Перед нами стоит задача понять как можно более полно, каким образом нашей жизнью управляют эти невидимые силы, как они существуют в нас и в истории, объяснить их психологически, не сводя к банальному понятию психического состояния (психологическая редукция). На протяжении почти всей истории люди верили в привидений и подобных им сущностей: можно вспомнить и духов, посещающих поэтов и безумцев, и ангелов, являющихся глашатаями иного мира, не говоря уже об инкубах и суккубах, и т. п. Наши предки были уверены, что граница между видимым и невидимым мирами очень хрупка, текуча и проницаема. Вот как Юнг описывает это явление:
…у первобытного человека imago, психическое отображение чувственных ощущений, так сильно окрашено чувственным элементом, так ярко, что, возникая ре-продуктивно, то есть в виде непроизвольных образов воспоминаний, оно иногда принимает даже свойство галлюцинаций. Поэтому первобытный человек, вспоминая, например, свою умершую мать, непроизвольно воспроизводит ее образ в своей душе так ярко, что как бы видит и слышит ее дух. Мы лишь «думаем» о наших умерших, а первобытный человек воспринимает их конкретно, и это вследствие крайне чувственного свойства его духовных образов. Это и послужило источником первобытного верования в духов. Духи не что иное, как то, что мы попросту называем мыслями. «Мысли» первобытного человека, собственно говоря, претворяются