там, за мостом, у заводи хмурый дым

      дождь из рогатки по окнам постреливает

      не надо пугаться заповедей и заметать следы

      он указал на тебя – я в тебя всмотрелась

      там золотое дно, голубые льды,

      хрупкое и фарфоровое

      то, что я гость незваный – то полбеды

      хуже, что – вор.

      может, не так уж страшно, что я – вор?

      ты же впустишь меня – на рассвете

      едва различимую;

      я войду и возьму это все:

      постоялый двор,

      твоих шумных собак

      и твое янтарное имя

      Как же ты в этой тьме непроглядной

      с застывшим ртом

      пробираешься дезертиром в такие сны

      где мы едем в замерзшем троллейбусе

      до метро

      из какой-то далекой планеты, другой весны

      Ничего не имеет значения в этом сне —

      мы вне времени, времени года, времени суток

      никакой безопасности и никаких ремней —

      я держу тебя за руку и не могу проснуться

      Ты в моей голове стоишь поперек всего:

      пустоты войны, собачьего этого ада

      И весна началась как будто всему назло —

      так тебе и надо

      Стеклянный решетчатый вырез —

      в солнце.

      сквозь стекла очков – глаза

      рысьи.

      Твой голос – закладка

      наркоторговца:

      изящная выделка.

      гибельный тизер.

      Вечер размыт дождя

      истерикой.

      дороги не высохли —

      аспидным мажут.

      Ветер заправил рубашку

      воздушную

      в хрущевские шорты

      пятиэтажек.

      Жостовская ночь: туман

      и неон.

      но-шпа луны и волчий акцент

      дворняг.

      Твой голос пряный —

      и только он —

      просит меня:

      ляг

      длинные руки зимы обнимают мосты

      лед неустойчив, его третий день лихорадит

      есть одно правило – вот мы с тобой на «ты»

      и этого хватит, я говорю себе: этого хватит

      я говорю