Вхожу я в тёмные храмы,

      Совершаю бедный обряд.

      Там жду я Прекрасной Дамы

      В мерцаньи красных лампад.

      В тени у высокой колонны

      Дрожу от скрипа дверей.

      А в лицо мне глядит, озарённый,

      Только образ, лишь сон о Ней.

      О, я привык к этим ризам

      Величавой Вечной Жены!

      Высоко бегут по карнизам

      Улыбки, сказки и сны.

      О, Святая, как ласковы свечи,

      Как отрадны Твои черты!

      Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

      Но я верю: Милая – Ты.

      Мне страшно с Тобой встречаться.

      Страшнее Тебя не встречать.

      Я стал всему удивляться,

      На всём уловил печать.

      По улице ходят тени,

      Не пойму – живут, или спят.

      Прильнув к церковной ступени,

      Боюсь оглянуться назад.

      Кладут мне на плечи руки,

      Но я не помню имён.

      В ушах раздаются звуки

      Недавних больших похорон.

      А хмурое небо низко —

      Покрыло и самый храм.

      Я знаю: Ты здесь. Ты близко.

      Тебя здесь нет. Ты – там.

      По вечерам над ресторанами

      Горячий воздух дик и глух,

      И правит окриками пьяными

      Весенний и тлетворный дух.

      Вдали, над пылью переулочной,

      Над скукой загородных дач,

      Чуть золотится крендель булочной,

      И раздаётся детский плач.

      И каждый вечер, за шлагбаумами,

      Заламывая котелки,

      Среди канав гуляют с дамами

      Испытанные остряки.

      Над озером скрипят уключины,

      И раздаётся женский визг,

      А в небе, ко всему приученный,

      Бессмысленно кривится диск.

      И каждый вечер друг единственный

      В моём стакане отражён

      И влагой терпкой и таинственной,

      Как я, смирен и оглушён.

      А рядом у соседних столиков

      Лакеи сонные торчат,

      И пьяницы с глазами кроликов

      «In vino veritas!»[1] кричат.

      И каждый вечер, в час назначенный

      (Иль это только снится мне?),

      Девичий стан, шелками схваченный,

      В туманном движется окне.

      И медленно, пройдя меж пьяными,

      Всегда без спутников, одна,

      Дыша духами и туманами,

      Она садится у окна.

      И веют древними поверьями

      Её упругие шелка,

      И шляпа с траурными перьями,

      И в кольцах узкая рука.

      И странной близостью закованный,

      Смотрю за тёмную вуаль,

      И вижу берег очарованный

      И очарованную даль.

      Глухие тайны мне поручены,

      Мне чьё-то солнце вручено,

      И все души моей излучины

      Пронзило