Дождь перешел в ливень, вода бурным потоком мчится по тротуару, захлестывает по щиколотку, наверняка холодная, жаль пока не чувствую этой прелести…

      Дважды мощно блеснула молния, тут же грянул гром, совсем близко, блеск молнии человек видит почти мгновенно, а звук идет со скоростью триста сорок три метра в секунду, так легко определить, насколько близко гроза.

      Я мысленно отмахнулся, во мне слишком силен профессор, сейчас же просто наслаждаюсь возможностью вот так идти по городу в прочной оболочке тела, видеть в привычном человеку спектре, плюс инфракрасном и ультрафиолетовом диапазоне.

      На моей стороне улицы в конце квартала расцвеченная мелкими лампочками вывеска кафе, под широким навесом у входа согнулись трое, супружеская пара, видно издали, после долгих лет соживания люди становятся похожими, и молодая женщина, все трое явно не решаются выбежать под дождь, что уже не дождь, а ливень.

      Я так и не стер с лица дурацкую улыбку, шел, шлепая по воде, все трое уставились на меня с великим подозрением, будто вот сейчас наброшусь и покусаю.

      Я сказал дружелюбно:

      – Привет! Хорошая погода, правда?

      Супруги промолчали, продолжая рассматривать меня с прежней настороженностью, а молодая женщина спросила ядовито:

      – Вы Гомес или дядя Фестер?

      – Это кто? – спросил я.

      – Из семейки Аддамс, – ответила она зло. – Или тот… дворецкий? По росту да, похож.

      – А-а, – сказал я дружелюбно. – Вроде бы нет, хотя кто знает, теперь свобода нравов и гендерной пластичности.

      – Не меньше трех стаканов водки, – заявила она, – если не замечаете, что начерпали воды по ведру на каждый кроссовок. Одежда так и вовсе как мокрая половая тряпка…

      Я посмотрел на брюки и рубашку, да, конечно, виртуальную доводить до ума еще долго, пока похожу в обычной, очень уж невтерпеж попробовать новые возможности.

      Чтобы отвлечь внимание, кивнул в сторону открытой двери кафе.

      – Дождь еще льет… По чашке горячего кофе?..

      Она буркнула:

      – Кошелек в машине.

      – Угощаю, – ответил я лихо. – Omnia mea mecum porto.

      Она посмотрела с привычным женским подозрением, но и некой затаенной надеждой.

      – А не кусаетесь? А то блаженненькие бывают опасными.

      – Весь мир опасен, – изрек я возрастную мудрость, которую еще не знают тридцатилетние оптимисты. – Но жить, как говорит Господь, мы обязаны, ибо на то Его воля!

      Она впервые усмехнулась, пусть и предельно сдержанно.

      – Хорошо, – ответила она милостиво, – здесь в самом деле холодно.

      Я распахнул перед нею дверь, придержал, а когда она перешагнула