Майя аккуратно, не спеша написала в тетради по литературе заголовок сочинения: «Заметные события этого лета». Спешить, собственно, было некуда – она понятия не имела, что дальше выведет её верная, хорошо набитая на сочинениях рука. Неоднократно перемотав в голове череду самых разных картинок и сцен, она застревала на одном и том же происшествии, и теперь окончательно увязла в нём. Странное событие поглотило все привычные мысли. В итоге перед ней громоздился не план будущего рассказа, а вопрос: «врать или нет в сочинении?»: взять и размазать по бумаге впечатления от Летней Московской Олимпиады, проглоченные во время просмотра телика, или описать то, ЧТО стряслось на самом деле незадолго до окончания лета. Если выбрать правду, то учительница воспримет сюжет как пубертатную фантазию на грани эротической, ухмыльнётся, не поняв юмора, да и вляпает «два» за работу не по теме, то есть не оценит вообще…

      Её затянувшуюся задумчивость нарушил чёрный гладкошёрстный кот с длинным, практически голым, как у крысы, хвостом по кличке Лион или просто Лёня- так родителям, не привычным к иностранным именам, легче было его кликать.

       Лёня появился в семье с год назад: тогда отец, растроганный жалобным мяуканьем крошечного чёрного бродяжки и настойчивым трением худого тельца и остроухой головы о ноги, со слезами на глазах взял несчастного в свою семью. Теперь Лион (так назвала его Майя, бредившая всем французским) – гордый, «самодостаточный» кот, радующий глаз цепкими медовыми глазами, гладкой чёрной шерстью и пластичными повадками. Лион тыкался влажной мордой в руку девушки, что на кошачьем языке жестов означало просьбу гладить немедленно. Майя немного потрепала его по спине, потом уважительно спихнула животное с рук, тогда как задняя часть его тела на несколько мгновений повисла в воздухе, а потом плавно опустилась вслед за передней. От весёлого майиного взора не ускользнуло изящество Лиона, его пластика и достоинство (о своём же поведении взрослеющей девушки она не имела ни малейшего представления).

      В небольшом раздражении она отбросила шариковую ручку, так и не оставившую ни малейшего следа на бумаге, словно ручка не захотела сотрудничать. Небрежно натянув тёмно-синий плащ в рубчик из крепкой, но несуразной ткани, пошитый, видимо, специально для того, чтобы скрывать достоинства фигуры, а не наоборот. Однако девушка была настолько гармонично сложена, что и холщёвый мешок с прорезями для головы и рук смотрелся бы на ней оригинально. Она захлопнула входную дверь прямо перед Лёнькиным носом, пока он в нерешительности «тусовался» перед дверью.