Просто полвесны не подобрать слова,

      Чтобы выражать и раскрывать себя:

      Май был гол, как и вся весна,

      И не мог быть другим: долго ждал тебя.

      Просто умолял: тепло приди,

      Забирая навсегда те остатки льдов…

      Запредельно тяжело в груди,

      И не сплю я, возможно, уже давно.

      Настанет та пора,

      Когда привычный круг,

      Вдруг разомкнется,

      И ты поймешь, что я пришла:

                  В твое окно,

      Как раскалившееся  солнце,

      И как неизбежная твоя судьба.

      Что жить нет смысла без любви,

                                                                                                                                    И нет привычной формы мыслей;

      Что в звездах и луне,

      Нет больше  тишины.

      И что Вселенная бедна,

      И что не дышит вовсе,

      И не знает небо сна,

      Над Исетью – Екатеринбурга,

      И над златой рекой – Москва!

      Так качает березу, уснувшую в ночь.

      В ночь, перешедшей порог, с осени в зиму!

      Засыпал уставший ее стройный взвод,

      Дотянувшись до голубизны небесной и красивой.

      И завернувшись в плед от бед,

      А плед, лишь снег, который упадет с березы,

      Он талою водой исчезнет по весне,

      И самые живые струны, невыносимой песней потревожит!

      А я, стоять останусь вновь одна: и ждать, и ждать,

      Как та береза, стану чуда:

      Пусть даже её ветхая душа от ветра так расшатана,

      Из-за зимы – обнажена и на меня похожая, как будто…

      Будь терпеливее, как терпят реки

      и сохнут от отсутствия дождя,

      как засухой они кричат из-за несчастий:

      тех нестерпимых дней, что без тебя,

      и свыше попросили их не делить на части,

      и умоляли быть любви длиннее «дня»,

      и чтобы было так, что знать

      смогла всю жизнь лишь одного тебя.

      И длиться, словно, век любви на небосклоне,

      да выжигать мне именем твоим:

      закат, рассвет у Бога на ладони,

      и говорить, как ты любим!

      Дом, тишина за окном, и моя душевная нагота.

      И просыпается где-то  тот, кто стал дорогим тебе навсегда,

      Он же также, где-то раньше не спал, и как ты свою душу всем открывал,

      Но жив и болен давно, этой странной любовью,

      Этой странной судьбой и бежит наперегонки за тобой,

      Молча падает снегом в руки к тебе и  шепчет: «Я