21

      Аристократу-графоману Н. Е. Струйскому пресса приписывает до 200 замученных крепостных, однако криминальная часть биографии этого помещика времен Екатерины II остается покрытой тайной, поскольку, в отличие от Дарьи Салтыковой, Анны Шелепшанской и Гонораты Стоцкой, он не попал под следствие и закончил свои дни не в застенках, а в роскоши. Тем не менее нельзя не привести упоминания о Струйском из дореволюционного Русского биографического словаря: «Вообще С. представлял тип помещика-самодура, тип, выросший и роскошно развившийся на почве крепостного труда: <…> с крепостными обращался жестоко, производил над ними различные эксперименты, <…> в своем воображении он создавал какое-либо преступление, намечал некоторых из своих крестьян в качестве обвиняемых, учинял им допросы, вызывал свидетелей, сам произносил обвинительную и защитительную речи и наконец выносил приговор, присуждая «виновных» иногда к очень суровым наказаниям; если же крестьяне не хотели понимать барской затеи и упорно отказывались сознаться в приписываемых им преступлениях, они подвергались иногда даже пыткам» (Цит. по. Русский биографический словарь в 25-ти томах. Т. 19 / СПб: тип. товарищества «Общественная польза», 1909). Судя по всему, по стопам отца пошел один из сыновей Николая Струйского – Александр, которого крепостные прозвали «страшным барином». В голодный 1834-й он отказывался помогать своим крестьянам хлебом и не отпускал их на отхожие промыслы или собирать милостыню. Когда один из отчаявшихся людей попробовал нарушить запрет, помещик вернул его силой, в отместку тот через какое-то время зарубил Струйского топором.