Устойчивое развитие. Мршавко Штапич
Читать онлайн книгу.
выдала мне какие-то старые лыжи «чуть короче нужного, но тебе так даже легче будет». Два дня учебы, первые соскребания с Эльбруса, от Гара-Баши, падения и обретение твердости в ногах, врезающихся кантами в лед нижнего участка трассы. Незримое ощущение постоянной опасности: камни на трассу попадают, верно, сверху; спасатели постоянно, по пять раз на дню, везут люльку с очередным переломанным вниз; горы напротив то заволакивает облаками, то мгновенно расчищает от них.
К утру третьего дня ноги уже не ходят – закисли и икры, и бедра.
– Ты как? – спрашивает Мила, с подозрением косясь на то, как я с трудом натягиваю штаны: по-детски, лежа, одними руками, с заметным сопением.
– Отлично! Сегодня на Чегет? – делано молодцевато и резко вскакиваю я.
– Может, день отдыха?
(Это означает, что надо встретить толпу ее друзей, которые приедут днем, и ничего не делать вместе с ними.)
Ну уж нет! Мы приехали кататься, и каждый день – это траты. Покорю склон на одном скряжничестве; иных сил все равно нет.
На скрипящем, ржавом и неимоверно медленном подъемнике, главная цель которого – последовательно испугать неокрепшего новичка, а потом заморозить его до отупения, до отключения чувства самосохранения, попадаем на вторую станцию, к легендарному кафе «Ай».
Валит снег, и Мила восторженно изрекает: «Пухляк». В этом легковесном слове, да и в его английском аналоге – «паудер», не видится ничего ужасающего – напротив, «пухля-а-а-ак» она произносит со сладким ожиданием в голосе.
Не обсуждая и не договариваясь ни о чем с Милой, я сразу топаю в кафе, чтобы разогреть застывшую кровь глинтвейном. Мила любуется ущельем и рассказывает о песнях Визбора, ставит «Домбайский вальс». Запоминаю строчки: «Мы навсегда сохраним / В сердце своем этот край». Образец типичного бардовского стихоплетства, мурлыканье школьных глагольных рифм под три аккорда, однако не лишенное злого пророчества: забыть этот день я не сумею.
Чегет трудно сравнить с другим горнолыжным курортом. Собственно, это и не курорт, а гора с подъемником, на которой никогда не чистят трассы. После Эльбруса предугадать такое я не мог. Меня немного напрягали повсеместно продаваемые наклейки и магниты с надписью «Чегет – в Европе круче нет», но в этом виделась скорее туристическая бравада, чем угроза жизни. А между тем Чегет оказался и правда настолько крут, что просто не изобрели оборудования, которое может работать на этих уклонах, потому его и не чистят.
Также оказалось, что въезжать на пухляк, когда ты на коротких узких лыжах, попросту опасно. Лыжи проваливаются, и контролировать их совершенно невозможно. Это приблизительно как ходить по вязкому травяному наросту в болоте. Мила наверху кратко, раза в три меньше уделив времени, чем Визбору, разъяснила: «Ты садись назад, на пятки». Это вступило в прямое противоречие с моим двухдневным курсом молодого бойца, где мне объяснялось, что стойка для катания – с полусогнутыми коленями, а голень должна упираться в язычок ботинка,