Империя и воля. Догнать самих себя. Виталий Аверьянов
Читать онлайн книгу.
другой, уже существующий в фантазии сказителей, в результате чего появлялся новый герой, заключающий в себе черты героев различных времен. И только внимательный анализ исследователя позволяет разобраться в этой сложной структуре былинных образов (Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная история. – СПб., 1997. – С. 498).
3
Медриш Д. Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. – Саратов, 1980.
4
Можно говорить о «малых смутах» как о любых значительных восстаниях или волнениях (пугачевская смута, дворянская смута 1825 года), но не как о термине и безотносительно к целостной модели «смуты».
5
Так пишет в целом объективный по отношению к Борису И. Хворостинин (Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI – начало XVII вв. – М., 1987. – С. 436).
6
Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси XIV–XVI вв. – Новосибирск, 1991. – С. 354.
7
Связанную с неоправданными историософскими экстраполяциями – опытом «английской революции» для либеральных реформаторов и опытом «французской революции» для непримиримых радикалов.
8
Миссия последнего Государя династии, как это видится теперь, состояла в том, чтобы обуздывать, насколько это было возможно, разгорающуюся ярость общественной стихии, удерживать центробежные силы и «примирять» раздирающие государство политические полюса. Когда Государь Николай осознал невозможность конституционно-монархического (то есть по существу либерально-консервативного, компромиссного) разрешения смуты, он отождествил себя с консервативным полюсом государства. Однако предпочел он не путь искоренения «революционного» слоя, но путь сдерживания «революции» до конца и принесения себя ей в жертву. В этом состоит благородная, мученическая, святая миссия консерватизма в России начала XX века.
9
Здесь есть указания на очень интересную, но нас сейчас не отвлекающую тему сопоставления политического духа Отрепьева и Петра I.
10
История политических партий России / Под ред. А. И. Зевелева. – М., 1994. – С. 134.
11
Нечволодов А. Сказания о Русской земле. Ч. IV. – СПб., 1913. – С. 511, 512.
12
Феноменологическая модель Смутного времени может быть перенесена и на другие событийные ряды, использована в истории других народов и государств. Однако, такого рода построения не входят в задачи нашей работы. Отметим лишь, что западной историософии чужда подобная постановка вопроса. Некоторые авторы отдаленно приближаются к ней. Так, например, понятие «смутного времени» было даже излюбленным для А. Тойнби, который, правда, рассматривал его внутри изобретенной им парадигмы «спада-и-оживления». У Тойнби «смутные времена», свойственные разным цивилизациям, растягиваются иногда на несколько столетий, как, например, в империи инков (X–XV вв.) или в Древней Греции (V–I вв. до н. э.), что во многом обессмысливает термин «смутного времени», приравнивает ее к понятиям «надлома»