Дай мне имя. Борис Хазанов
Читать онлайн книгу.
не знаю. Еще не решил!” – сказал пожилой пассажир и развел руками. Поезд шел, не сбавляя скорости.
4. Воспоминания
Тут, наверное, надо было спросить: как это вы не знаете, ведь билет-то у вас до определенного места? С другой стороны, я не имел представления о порядке передвижения иностранных граждан по нашей стране.
“Это ваша внучка?”
Пассажир усмехнулся, снял панамку с ребенка и слегка взъерошил его золотистые волосы. Малыш потянулся к его бархатной шапочке, старик наклонил голову, малыш схватил шапочку и надел ее на себя. Старик напялил панаму. Эта игра продолжалась некоторое время.
“Слыхал, что сказал дядя? – спросил пассажир, насаживая шапочку на свои седины. – Он сказал, что ты моя внучка. Хочешь быть девочкой?”
Малыш насупился и энергично помотал головой.
“Вот он, наверное, мог бы поговорить с вами по-русски, если бы не дичился. А? Скажи что-нибудь”.
От тепла и ритмичного покачивания меня начало морить. Долгий разговор утомил меня, я уже не понимал, с какой стати я вдруг так разболтался. Голова моя стала толчками опускаться на грудь, и уже почти сквозь сон я услышал голос попутчика:
“Позвольте…”
Не позволю, подумал я. Дайте поспать, я целые сутки не смыкал глаз.
“…задать вам один вопрос. Приходилось ли вам когда-нибудь…”
“Нет, не приходилось, – сказал я поспешно. – Послушайте: мы так долго едем… Сколько сейчас времени?”
“Боитесь проехать вашу станцию?” – насмешливо спросил он.
“Мне пора выходить”.
“Сидите, до станции еще далеко. Also! (Ну так вот.) Вам приходилось когда-нибудь видеть свои детские снимки?”
“Что?” – спросил я.
“Фотографии вашего детства”.
“Знаете что, – сказал я ему. – Очень вас прошу. Не задавайте мне никаких вопросов”.
“Но вы даже не знаете, почему я спросил”.
“Все равно; ни о чем меня не допрашивайте”.
“Помилуйте, какой же это допрос! Так… все-таки?”
“Не помню”.
“А вы вспомните”.
“В ящике письменного стола, – сказал я, – лежала большая фотография, где я на руках у моей матери. Мне, наверное, было меньше года”.
Пассажир сказал:
“Она и сейчас там лежит”.
“То есть где это там?”
“Там, где вы сказали. В письменном столе”.
“О чем вы? – вскричал я. – Никакого письменного стола давным-давно не существует”.
“Верно, – сказал он мягко, – но в каком-то смысле все-таки существует. Так же на фотографиях человек продолжает жить, хотя, может быть, его давно уже нет… А более поздние?”
Я ответил, что была еще карточка, на которой я был снят во весь рост, в бархатном костюмчике и с бантом на шее. “Знаете, – и я рассмеялся неожиданно для себя самого, – бант – это была просто мука. Меня тоже в детстве принимали за девочку. Худшего оскорбления нельзя было придумать”.
“Вот видите, надо было и мне повязать ему бант. Сходство было бы еще заметней. –