Когда унижен ты, когда ты оскорблён,

      когда устал, разгневан и обижен,

      послушай тишину, лови безмолвья звон,

      я знаю, он звучит – то дальше он, то ближе.

      Как благодатна эта тишина,

      в её звучании таится вечность,

      стекает чистой музыкой она

      за каплей капля, мягко, в бесконечность.

      Она смывает боль, уносит гневный жар,

      спокойствие растёт в душе горящей…

      И вот уже угас смятения пожар,

              и вновь ты плыть готов

              в реальности бурлящей.

      Не странно ли, мои враги

      ко мне внимательней друзей:

      они повсюду и всегда

      и постоянней, и верней,

      чем многие мои друзья.

      Тем боле одинока я…

      Свой счёт друзьям

      хочу представить:

      прошу быть ближе и родней,

      меня в ненастье не оставить,

      не позабыть в текучке дней…

      Но и врагам скажу я тоже:

      в заботе о вражде своей

      прошу быть яростней и строже,

      в нападках резче и злобней.

      Когда ж умолкнете, таясь,

      я, одиночества боясь,

      местами поменяю вас —

      врагами сделаю друзей,

      а вас – друзьями, ей же ей!

      Мне помнится, что я была травой —

      осокой острой с жёсткими краями.

      Я от неё взяла характер свой —

      сурова даже с лучшими друзьями.

      Понятна резкость – помню: волчий вой,

      и мнёт меня бегущее копыто.

      Росла я непокорною травой,

      и до сих пор та память не избыта.

      А небо там – горячей синевой

      в величественных облачных заплатах…

      Да, помню точно, как была травой,

      и не забыть мне кровь на волчьих лапах.

      Из родника спокойствия

                 испить,

                  успеть

         взглянуть на звёзды

             и на вечность,

      вновь испытать забытую

              беспечность

         и в ничегонеделанье

                побыть…

      Я хочу, чтоб распахнулось

      в небо светлое окно,

      чисто мытое окно,

                    но

      лишь стена, стена глухая,

      и не сядет, отдыхая,

      белый голубь на окно…

      Я хочу, чтоб расплеснулось

      море светлою волной,

      вольно плещущей волной,

                    ой,

      парусов не видно алых,

      не омыть мне ног усталых

      моря вольною волной.

      Память наших душ простая —

      всё поймёт и всё простит,

      а у кожи память злая —

      шрамы старые хранит

      от ожогов и порезов,

      от сомнений и обид.

      Не