Баловство небес. Избранное. Сергей Лазо
Читать онлайн книгу.
вечер Птицын зарисовался перед дверью с внушительной стопкой книг, которую снизу придерживал ладонями, а сверху подпирал подбородком. Картёжник из него никудышный. Преферанс предполагает неторопливый анализ и точный расчёт, а Сергей бесшабашно шлёпал картами и очень скоро окончательно продулся. После подсчёта почесал затылок, окинул взором принесенные фолианты и задумчиво произнёс:
– Я думал, этого хватит на весь курс обучения…
Тут и я взглянул на книги.
– Старик, ты погорячился. Во-первых, я предупреждал – с картой, что у тебя на руках, играть мизер – самоубийство, во-вторых, ты попал больше, чем весят эти книги…
Физиономия Птицына налилась гневом.
– Как ты можешь быть таким меркантильным?! Я лишил наслаждения кучу читателей, они бы рыдали и визжали от восторга… А ты взул меня, как шулер, обобрал до нитки и ещё чем-то недоволен!
Я не поддался на провокацию и спокойно ответил:
– По теме Ремарк и Ирвин Шоу. Остальное – макулатура.
Глаза Птицына метали громы и молнии. Он выхватил из стопки толстенную коричневую книгу и, ткнув мне её прямо в нос, с пафосом воскликнул:
– Ты знаешь, кто это?
Я скользнул взглядом по обложке. Пьесы Гольдони, итальянского классика, которого я сдал в предыдущей сессии.
– Ты не читал Гольдони?!
Я оторвался от созерцания обложки и молча кивнул. На лице Сергея застыл ужас.
– Ты не читал Гольдони? Ты не читал Гольдони??!!?
– Не читал.
Он презрительно глянул на меня, судорожно сгрёб книги и ни слова не сказав, картинно ушёл, хлопнув дверью. Я успел подумать, досадно как-то получилось, ведь не собирался же обыгрывать его, просто пытался научить ответственной игре. Тут дверь снова открылась, в проёме появился мирно улыбающийся Птицын, прижимающий подбородком стопку всё тех же книг.
– Я у тебя их потом выменяю обратно! Только научи играть мизер…
Ночи напролёт мы чертили круги по двору, бродили сонными улицами среди мерцающих фонарей, нескончаемо болтали, покуривая на скамейке под ивами. Бесконечно благодарен ему за открытие Федерико Гарсии Лорки. В лунном сумраке он таинственно бормотал:
…Была нежна её кожа,
Нежнее кожи улиток,
Стеклу под луной не вспыхнуть
Таким голубым отливом…
Это завораживало.
Я сонных грудей коснулся,
Последний проулок минув,
И жадно они раскрылись
Кистями ночных жасминов…
Грудь любимой женщины, предчувствие страсти. Всё ещё сонное, но уже в ожидании, трепете, и вот она обнажается, это и есть последний проулок, и да, груди именно раскрываются, распускаются как цветы, белый дурманящий жасмин – запах женщины.
Испуганно бёдра бились,
Как пойманные форели,
То лунным холодом стыли,
То белым огнём горели,
И самой дальней дорогой
До самой ранней птицы
Меня