Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало. Олег Айрапетов
Читать онлайн книгу.
части русского общества, вообще фатально нестойкого к неудачам.
Примером может послужить поведение общественности в подобного рода ситуациях во время Крымской, Освободительной и японской войн. И, уж конечно, радикально настроенная часть интеллигенции не была в состоянии объяснить народу причины и смысл войны. Окончивший Гейдельбергский университет Ф. А. Степун вспоминал, насколько непохожими на германских интеллектуалов показались ему перед войной русские: «Объяснение этого в сущности невероятного факта надо, мне кажется, искать в традиционной незаинтересованности русской радикальной интеллигенции в вопросах внешней политики. История Франции сводилась в социалистических кругах к истории Великой революции и коммуны 1871 года; история Англии интересовала только как история манчестерства и чартизма. Отношение к Германии определялось ненавистью к Железному канцлеру за его борьбу с социалистами и преклонением перед Марксом и Бебелем. Конкретными вопросами русской промышленности и внешней торговли тоже мало кто интересовался. У эсеров они сводились к требованию земли и воли, у социал-демократов – к восьмичасовому рабочему дню и теории прибавочной стоимости. Не помню, чтобы мы когда-нибудь говорили о русских минеральных богатствах, о бакинской нефти, о туркестанском хлопке, о летучих песках на юге России, о валютной реформе Витте. Славянского вопроса для леворадикальной интеллигенции также не существовало, как вопроса Константинополя и Дарданелл. Ясно, что с таким подходом к политике наша кампания не была в состоянии облечь назревающую войну в осязаемую плоть живого исторического смысла. В нашем непосредственном ощущении война надвигалась на нас скорее как природное, чем как историческое явление. Поэтому мы и гадали о ней, как дачники о грозе, которым всегда кажется, что она пройдет мимо, потому что им хочется погулять»29.
Эта особенность объективно делала определенную часть русского общества податливой различным формам вражеской, прежде всего немецкой, пропаганды. К ведению войны на «внутреннем неприятельском фронте», как это называл Э. Людендорф, в Берлине относились весьма серьезно: «Неужели Германия не должна была прибегнуть к этому могучему средству, действие которого она ежедневно испытывала на себе? Неужели не надо было подтачивать моральные устои неприятельских народов, как это, к сожалению, так успешно достигал у нас противник? Эту борьбу надлежало вести, во-первых, через нейтральные государства, и во-вторых, через линию фронта»30. В этих высказываниях, написанных уже после войны, германский генерал удивительно откровенен, за исключением ссылки на вражескую пропаганду. Отличительным качеством действий немцев в войну, как известно, была ссылка на то, что первыми начали применять то или иное оружие их противники. Так было и с газами, и с авианалетами на города. Но то, что пропаганда в тылу через нейтральные государства поставлена по важности перед таковой же на фронте, звучит весьма убедительно. Таким образом, в качестве