Старая-старая быль. Алёна Берндт
Читать онлайн книгу.
всаднику ведро, парень во все глаза рассматривал покрытого дорожной пылью гостя, и с удивлением узнал в нем артельщика Климента Афонина.
– Ох, Проша, благодарствую! Жажда измучила, спешил я скорее добраться до Березовки.
У Прохора похолодело сердце – Климент уехал в Вятку вместе с отцом и Ефимом, так отчего же он воротился раньше, совершенно один…
– Хорошо, что тебя тут встретил, – между тем сказал Климент и полез к себе за пазуху, – Вот, письмо вам с матерью Ефим передал.
Увидев встревоженное лицо парня, Климент поспешил добавить:
– Добрались до Вятки мы, не тревожься. Только отец твой сильно в дороге простыл, захворал. Ефим с ним останется, дольше в Вятке пробудут, чем сперва намеревались. Ты мать успокой, вот письмо. И … смотри, Прохор, в оба… Рогачёвское разорили, я с мужиком тамошним по дороге повстречался. Ежели что ценное дома осталось, не прячь, а придут – дак сразу отдай. Жизнь дороже. Понял ли?
– Понял, дядька Климент, как не понять. Благодарствуй за весточку! – Прохор подхватил ведра и зашагал к дому.
После они вместе с матерью и братьями читали письмо Ефима. Брат писал, что отец болен, что разместились они в доме Саввы Григорьевича и отца лечит хороший доктор. Ефим просил Прохора сходить к Катерине в Усольское и передать ей небольшую записку, вложенную в письмо.
– Ох, Прошенька, как же ты пойдешь! – вздохнула мать, – Боязно!
– Матушка, не тревожься, я тропу по старой гати знаю, мне Ефим показал. Никто там не ходит, топь черная кругом. В сумерки завтра пойду, никто и не заметит. Катерину с ребятами нужно проведать!
Вечером в окно избы Житниковых тихонько стукнули, и Пелагея Захаровна увидела за окном силуэт соседки Марфы Авериной. Отворив запертую на щеколду тяжелую дубовую дверь, Пелагея впустила гостью в избу.
– Здравствуй, Пелагея, – тётка Марфа вошла в дом и перекрестилась на образа, – Я слыхала, от Федота ты весточку получила. Пришла узнать, нет ли вестей о брате моём, с ним ведь уехал.
– Проходи, Марфа, присядь. А ну, цыть, разбойники, – загнала она на полати Федюньку и Игнатку, – Спать немедля, чтоб я вас не слыхала!
Мальчишки смекнули, что матушку сегодня заботит какая-то беда, и послушно улеглись. Пелагея усадила гостью за стол, а сама достала из-за киота письмо от Ефима. Женщины придвинулись ближе к лампе и тихо разговаривали, разбирая строчки.
Прохор вышел во двор и сел под окно на завалинку, глядя в небо, разливавшее над Березовкой нежные цвета вечерней зари. Тихий говор женщин в доме был хорошо ему слышен через открытое окно, и он рассеянно прислушивался к их словам, думая про своё.
– Залютовали они еще страшнее, – вдруг услышал он слова тётки Марфы, – Поговаривают, бить их кто-то начал! Выискался храбрец видать. Хоть и один, да какой! Шестерых говорят ихних молодцов положил, да не силой, а хитростью. Ночью выследил их становище, обождал, пока они, разбойнички лихие, уснули. И уж что да как, я не ведаю того, а шестеро говорят утром не проснулись! Дед наш