Несмотря на то что Мила попросила их не отвозить самому, с чем я согласился. Все равно спускаюсь с моими девочками вниз.

      Эта передышка всем нам пойдет на пользу.

      Мы с женой перестали слышать друг друга. Только вот в этом замешана дочка, и я не думаю, что Мила ее настроила против. Никогда не думал. Я знаю, что я не в порядке, просто не понимал, насколько это серьезно.

      Сложно взглянуть со стороны на себя. Но в глазах дочери я увидел все что мог.

      Оплачиваю дорогу, передав деньги таксисту и обойдя машину, встаю напротив Милы и Оксаны.

      Дочка смотрит в пол, и я чувствую себя куском дерьма.

      Жена, скорее всего, интуитивно понимает, что мне нужна минутка, поэтому открывает дверь и двигается дальше по сидению.

      Мне этот шаг дается тяжело, так как я испытываю вину. А людям порой тяжело исправлять сделанное неосознанно.

      – Оксан, – зову ее, и она медленно поднимает голову.

      Ее потерянный взгляд не тот, что я боялся увидеть.

      Она грустная, но сейчас там нет страха. Только детская боль, причина которой – ее родной отец.

      – Я очень виноват перед тобой и мамой. И мне жаль, что я так себя вел. Я прошу у тебя и мамы прощения, а еще обещаю все исправить, слышишь?

      – Я испугалась, – неожиданно делится она со мной и этот момент доверия, становится каким-то особенным для меня.