Как каторжник влачит оковы за собой,

      Так всюду я влачу среди моих скитаний

      Весь ад моей души, весь мрак пережитой,

      И страх грядущего, и боль воспоминаний…

      Бывают дни, когда я жалок сам себе:

      Так я беспомощен, так робок я, страдая,

      Так мало сил во мне в лицо моей судьбе

      Взглянуть без ужаса, очей не опуская…

      Не за себя скорблю под жизненной грозой:

      Не я один погиб, не находя исхода;

      Скорблю, что я не мог всей страстью,

                                            всей душой

      Служить тебе, печаль родимого народа!

      Скорблю, что слабых сил беречь я не умел,

      Что, полон святостью заветного стремленья,

      Я не раздумывал, я не жил, – а горел,

      Богатствами души соря без сожаленья;

      И в дни, когда моя родная сторона

      Полна уныния, смятенья и испуга, –

      Чтоб в песне вылиться, душа моя должна

      Красть редкие часы у жадного недуга.

      И больно мне, что жизнь бесцельно догорит,

      Что посреди бойцов – я не боец суровый,

      А только стонущий, усталый инвалид,

      Смотрящий с завистью на их венец терновый…

      Меняя каждый миг свой образ прихотливый,

      Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,

      Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,

      Великое смешав с ничтожным и смешным.

      Какой нестройный гул и как пестра картина!

      Здесь – поцелуй любви, а там – удар ножом;

      Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,

      А там идет пророк, согбенный под крестом.

      Где солнце – там и тень! Где слезы

      и молитвы –

      Там и голодный стон мятежной нищеты;

      Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы,

      А завтра – расцветут душистые цветы.

      Вот чудный перл в грязи, растоптанный

      толпою,

      А вот душистый плод, подточенный червем;

      Сейчас ты был герой, гордящийся собою,

      Теперь