Когда она вышла на палубу, чтобы отыскать его, воздух был теплый и густой, а луна лежала в корзинке из облаков.

      – Гай! – позвала она, но шум волн и слабое эхо музыки, доносившейся из бального зала, заглушили ее голос. Освещенные окна с пассажирами в них были похожи на серию жанровых картин: женщины играли в карты, седовласый мужчина доставал из кармана жилетки нож для обрезки сигар; веселая компания произносила тосты и смеялась. В темном углу возле дымовой трубы обнималась парочка.

      – Гай? – Она подошла к шлюпкам; теплый ветер взъерошил ей волосы. – Гай, где вы?

      Охотнее всего она оставила бы его «тушиться в собственном соку», но время шло, и Вива все сильнее и сильнее тревожилась за него. Такая почти истеричная реакция на ее рассказ, нежелание вылезти из этого ужасного пальто, хотя температура воздуха регулярно поднималась под 100 градусов, неискренность его улыбки, временами очень заметная, словно он был исполнителем главной роли в лондонском театре «Олд Вик»[19], – вдруг он теперь начнет бешено лаять, вместо того чтобы ходить, погруженным в себя?

      После бесплодных поисков в пустых коридорах и на палубе А она наконец его отыскала – он лежал, вытянувшись во весь рост в шлюпке в своем длинном пальто. Курил сигарету.

      – Послушайте, – сказала она. – У кучи людей умерли в Индии родители, так что не принимайте это слишком близко к сердцу. Да я и сама не очень переживаю. Еще мне плевать, как вы ко мне относетесь.

      Луна нырнула за облако, но Вива видела влагу на его щеках и отчаяние в глазах. Он был пьян, точно пьян, и ему было больно.

      – Почему жизнь такая ужасная? – спросил он.

      – Совсем не ужасная, – возразила она. – Все меняется к лучшему. Зря я рассказала об этом, не знаю, зачем я это сделала.

      – Они ушли из жизни. Навсегда.

      – Да.

      – Вся ваша семья. – Луна омыла его лицо зеленоватым светом. – Они ушли навсегда, – повторил он.

      Она была почти уверена, что он снова подумал о себе.

      – Нет, – сказала она. – Нет, я не верю в это. Не до конца верю. А вы?

      Он сел и уставился на нее.

      – Слушайте, забудьте на минуту обо мне, – сказала она, понимая, что, возможно, это ее единственный шанс. – Я хотела попросить вас, чтобы вы рассказали о себе. Вероятно, вы думаете, что мне сто лет, но это не так, и я хорошо помню, каково это, когда тебя вырывают из одного места и переносят в другое, которое… – Ее голос оборвался, и это было