Любовь обжигала, как пламень небес, и душу кривила с изнанки.

      А ум воспалённый метал, словно бес, шары диких молний

      в вязанках.

      И страсти кружился предсмертный тайфун, впиваясь в хребет

      первозданный,

      Вода не спасала, в неё сколь ни дул на жизнь, что казалася

      странной.

      И горечь посыпанной пеплом любви впадала в осадок навеки.

      И ты сам не шёл, только ноги твои пинали застывшие вехи.

      И губы не плакали. Лавы покров беспомощно клацал крылами.

      Любовь всё сжигала, а ты нёс и шёл… своими, на счастье, ногами.

      Когда есть дар Любовь творить, будто гончар, цветущий кратер

      Рукой небесной из пыли вновь лепит, как Любви создатель, —

      Любовь, что рушит королевства, соединяет ум, сердца

      И жжёт для высшего блаженства свои роскошные леса, —

      Любовь, во имя высших сил! – Тогда фонтан Любви велений

      Ключом бьёт, зажигая жизнь и горделивый столб стремлений!

      …Слова… слова… что льются будто песня,

      Текут, величественнейшее море полня.

      Что может быть Любви к словам прелестней

      И к звукам музыки, наполненным Любовью?!

      Любить – это значит остаться в живых.

      С потерями, с болями, с радостью, – Здесь!

      Не вижу в молитве я смыслов иных —

      «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

      Молюсь я судьбе и прошу, как дышу:

      Не дай мне покоя, не стыть накажи мне!

      Нет зависти, злости, нет лени души. Я грешу

      Одной только жадностью – жадностью к жизни.

      Ах, странно и грустно в том возрасте жить,

      Когда про любовь, – будто в раны иголки,

      Когда не стереть, не вернуть, не сложить,

      А в сердце любви нерастраченной столько…

      Мне горько. Но серого сна я ещё не желаю.

      Мне больно. А значит я всё ещё Здесь, —

      На этой земле я пока что живая.

      Осколки души на ветру собираю

      И шепотом страсти судьбу заклинаю:

      «Хлеб мой насущный даждь мне днесь».