Внутри вневременных неразберих

      кочую впопыхах по октябрю.

      В чужих домах ночую, как в своих.

      Живу, как по адвент-календарю,

      На плюшевых диванах мягких сплю

      у тех, кто ничего не обещал.

      В объятиях химер пустых, как шлюх,

      кантуюсь в тесноте былых общаг.

      Приладившись к ментальной хромоте,

      то крадучись, то вёртко семеня,

      таскают за собою дни как тень,

      лукавого, нездешнего меня.

      Из ночи в ночь, из дома в чей-то дом,

      как мысль в небытие из бытия…

      Всё умерло, кажись, что было «до».

      И я уже как будто и не я.

      Ни цента, ни полцента на счету.

      Ноябрь в окне, и ночь уже близка,

      как этот учащённый сердца стук

      во внутреннем кармане пиджака.

      Заращивают дни пределы лета

      флюидами полуденного света.

      Замащивают выси облаками,

      скрывая то, молчащее веками,

      что есть уже, что было и что будет,

      что каждый день нас спящих утром будит.

      И то, что вне меня, но слишком рядом,

      как эта примерещенная радость…

      Сползает ночь со стен дождями гулко,

      теряется в пустынных переулках,

      крадётся умилённой ленью ранней

      сквозь заросли чужих воспоминаний.

      И я опять вхожу самозабвенно,

      как в храм дельфийский, в собственную бренность,

      в своё александритовое гетто,

      из серых будней выдутое ветром…

      Осенних мокрых улиц нагота —

      как тень от исполинского креста.

      Из чрева старых башенных часов

      выглядывает новый день Христов.

      И мы с тобой смиренно, по глотку

      пьём давнюю щемящую тоску.

      В глазах твоих под нежной кожей век,

      как в зеркале, фальшивый этот век —

      с ликующими толпами льстецов,

      с улыбками, грязнящими лицо,

      с несбыточностью смутных сладких грёз

      и реками невыплаканных слёз…

      Деля груз данной ноши на двоих,

      мы, так же, как и тысячи других,

      насытившись бессонницей ночей,

      привычно входим в этот день ничей,

      мечтая снова каждый о своём —

      я думаю о ней, а ты – о нём…