Налет на этот раз продолжался недолго. Через час уже объявили отбой воздушной тревоги.

      2

      Дома Надю ожидала настоящая взбучка. Дело в том, что, уходя к подруге, она искала в книжном шкафу томик стихов Есенина, изданный в начале двадцатых годов (после смерти поэта его стихи оказались под запретом), и второпях раскидала по дивану, по столу и даже по полу книги. Она надеялась убраться до возвращения мамы, которая терпеть не могла беспорядка в доме, а к книгам у нее было особенно бережное отношение.

      Высказав всё, что думает о дочери, Елена Константиновна стала расставлять книги в строго определенном порядке: словари – к словарям, прозу – к прозе, стихи – к стихам. Произведения зарубежных авторов стояли на отдельной полке. А Надя сидела на стуле и с виноватым видом, шмыгая носом, пришивала рукав к своему пальто.

      – Нет, я понимаю – коньки или лыжи, но футбол для пятнадцатилетней девушки! Комсомолки!

      – А при чем тут комсомол? – Надя не собиралась давать себя в обиду. – Что, комсомолкам в футбол играть нельзя?

      – Играть в футбол можно, но бегать по двору в разорванном пальто совсем не обязательно! – Елена Константиновна никак не могла найти полочку в своем сознании, куда она могла бы поставить сегодняшний поступок дочери.

      – Да что тут понимать? – На пороге появился Пашка, тринадцатилетний Надин брат, с краюшкой черного хлеба с солью. – Влюбилась она в Юрку Панкратова. Вот и выкаблучивается перед ним.

      Надя показала Паше кулак, густо покраснела и склонилась над шитьем.

      – Влюбилась?! В Юрку?! – Елена Константиновна от неожиданности поставила словарь немецкого языка вверх ногами. – Я думала, тебе нравится Женя. Очень, кстати, приличный молодой человек.

      – Не… Ма, у тебя превратное представление! – встрял в разговор Пашка.

      – Надя, пойми, Панкратов тебе не пара! – Мама присела на диван, который уже освободился от книг. – Ну подумай, какое там воспитание: отец в тюрьме, бабушка с ним не справляется.

      – Юркин отец на фронте! – с вызовом отпарировала Надя. – Он вчера письмо прислал. Его бабушка во дворе читала.

      – Ну конечно! Сейчас всех уголовников гонят на фронт… Надя, а где твоя девичья гордость? Чтоб я в твоем возрасте за мальчиком бегала!

      – Мам, да не волнуйся ты! – сказал Пашка, жуя хлеб. – Нужна она Юрке как собаке пятая нога. Ему девушки другого типа нравятся.

      – А вот это мы еще посмотрим! – Надя откусила нитку; встав, встряхнула пальто и критически оглядела его: рукав был пришит аккуратно.

      – Паша, не перебивай аппетит. Придет папа – будем ужинать.

      – Аппетит у меня зверский, – успокоил маму Пашка. – Его ничем не перебьешь.

      Из репродуктора, черной радиотарелки, висевшей на стене, зазвучали позывные. Елена Константиновна стала напряженно вслушиваться. Надя же, проходя мимо брата, мстительно уколола его иголкой. Тот, вскрикнув