Гомоза. Владислав Несветаев
Читать онлайн книгу.доме.
«Дурак, – думал он. – Приехал, пять лет не бывши, и думает, что все у него на шее виснуть должны. Сам одним местом к ним повернулся – а они почему-то должны его в это самое место целовать». Гомозин понимал, что мать, скорее всего, сказала не то, что он подумал, что «чужой» он не для неё, а для дочери Николая Ивановича, но всё же в нём появилось грызущее мерзкое чувство неуместности, будто он приехал на попечение к людям, презирающим его, вынужденным сквозь силу улыбаться. Егор Дмитриевич подумал, что долгое пребывание здесь будет для него и них невыносимо тягостно, и решил, что в течение нескольких дней под каким-нибудь предлогом уедет, не дожидаясь приезда Нади. Таких мыслей у него бы не возникало, не сомневайся он ещё перед выездом, стоит ли ехать к матери. Ему было сложно решиться приехать, как сложно возобновить общение с человеком, с которым много лет назад разругался, но уже давно не держишь на него зла и обиды. И всё же, решившись, он всю дорогу провёл в сомнениях – соседи по купе помогли. Женщина, кажется, так и не назвавшая себя, рассказала ему, как сильно она плакала и жалела, когда умер отец, с которым она из-за своей упёртости не общалась много лет. И напугала Гомозина, что он всю жизнь будет жалеть и корить себя, если не решится показаться на глаза матери. Но теперь он сидел с ней, матерью, за одним столом и жалел, что показался. Столько воды утекло, думал он. Наивно пытаться делать вид, что всё так, как было раньше. Стоило обставить свой приезд, думал он, как-нибудь мягче, как-то подготовить маму, а не сваливаться как снег на голову. И теперь, видя перед собой это родное лицо, он корил себя за то, что столько лет не радовал её общением. И не был близок он к ней не столько физически, сколько духовно. Гомозин думал, что мать действительно всё про свою жизнь рассказывает ему по телефону, но он ничего не помнил. И казалась Гомозину теперь Лидия Тимофеевна какой-то чужой женщиной. Лицо её было похоже на лицо матери, но за ним скрывался кто-то чужой, подменивший её, и теперь этот кто-то делал из Егора Дмитриевича дурака, пытаясь убедить его в том, что они родные люди и что она любит его. «О чём я думаю? Что за бред?» – мысленно усмехался Егор Дмитриевич и, переводя эти мысли в шутку, пытался отогнать их от себя, но они пристали к нему, как паутина. Как он ни снимал с себя эти путы, какие-то мерзкие ниточки всё равно лезли в рот, глаза и уши. Так или иначе, решил Гомозин, проще уехать, чем разобраться в этом.
– Во сколько завтра на кладбище? – перебил он мать, не слыша, о чём она говорит.
– Ну, чтобы поспать тебе как следует, – предложил Николай Иванович, глядя на Лидию Тимофеевну. – К двенадцати, думаю, нормально будет.
– Давайте с утра пораньше. Часов в девять чтоб выйти. А оттуда пойдём крышу перекрывать. Чтобы затемно успеть.
– Да никто не гонит тебя, что ты! Отдохни лучше, ты же не работать приехал, – улыбался старик.
– Мне же, наоборот, с работой хочется побыстрее справиться и отдыхать, – убеждал его Гомозин.
– Да я сам потом эту крышу перекрою – не забивай себе голову, – открещивался от своей просьбы Николай Иванович.
– Куда ты там полезешь? – проворчала