Когда могу я верить лести сна,

      То грезы мне предсказывают радость.

      Веселием полна моя душа,

      Какой-то дух, на крыльях светлых дум,

      Весь этот день меня высоко носит.

      Приснилась мне Джульетта; здесь она

      Нашла меня умершим… (странный сон,

      Где мертвецу приписано сознанье!)

      Она в меня лобзанием вдохнула

      Такую жизнь, что я воскрес и стал

      Властителем венчанным. О, как сладко

      Любовию самою обладать,

      Когда лишь тень любви, мечта о ней

      Вливает нам такую радость в душу!

      Вот вести из Вероны. –  Бальтазар,

      Что нового? Привез ли от монаха

      Ты мне письмо? Ну, что моя жена?

      Здоров ли мой отец? Ну, как Джульетта?

      Вторично я спросил тебя о ней,

      Так как ничто не может быть дурным,

      Когда она счастлива.

      Так дурного

      Нет ничего; она счастлива: тело

      Ее лежит в гробнице Капулетти,

      А часть ее бессмертная живет

      Средь ангелов на небесах. Я видел –

      Как прах ее снесли в семейный склеп

      И поспешил вас известить об этом.

      Простите мне мою дурную весть:

      Я поступил по вашему приказу.

      Возможно ли! –  Проклятие вам, звезды! –

      Ты знаешь –  где живу я: принеси

      Бумаги и чернил мне, и найми

      Почтовых лошадей, –  я ночью еду.

      Синьор, молю вас, будьте терпеливы;

      Вы бледны, взгляд ваш дик –  и я боюсь

      Несчастия.

      Не бойся, ты ошибся.

      Оставь меня и делай, что тебе

      Я приказал. –  А от Лоренцо писем

      Нет у тебя?

      Нет, добрый мой синьор.

      Ну все равно. Найми же лошадей.

      Ступай; и я приду сейчас.

      Джульетта,

      Я в эту ночь с тобою лягу в склепе;

      Подумаю –  как это совершить.

      Злой замысел, как быстро ты приходишь

      На ум людей в отчаянье! Я вспомнил

      Аптекаря, –  он где-то здесь живет,

      Недавно я его еще тут видел.

      Оборванный, с нахмуренным челом,

      Он разбирал лекарственные травы.

      Голодный вид имел он; нищета

      Жестокая беднягу иссушила.

      В его лавчонке жалкой, по стенам,

      Висели аллигатор, черепаха

      Да кожи рыб каких-то безобразных;

      На полках же –  пустых коробок ряд,

      Зеленые горшки и пузыри,

      И семена негодные, остатки

      От нитяных клубков, шнурки, лепешки

      Засохшие –  убогий, жалкий хлам,

      Разложенный единственно для вида.

      Заметив эту скудость, я подумал,

      Что если бы