Пётр рассказал про ряд знамений,

      Что видел он про Павла сон,

      В котором Богом, без сомнений,

      Мессией миру избран он,

      Про спиритические знаки.

      Что видел он, сидя во мраке,

      Над кругом с буквами cклонясь,

      И что он обнаружил связь

      Отдельных слов. Заветом новым

      Набор случайных слов предстал,

      Что, подчиняясь силе Слова,

      Пётр сам посланцем бога стал,

      Мессии нового предтечей.

      И мир готовить стал он к встрече

      Того, кто будет нас водить

      Или судом своим судить.

      Союза было то началом,

      И было нужно, может быть,

      Когда факира повстречал он,

      Души своей тоску излить.

      Чтоб с кем—то просто поделиться,

      Приятели есть и девицы,

      Но дружба – лучше всех лекарств

      Хоть и сомнительна у нас.

      От «Октября» они, случалось,

      Болтая, шли до номеров,

      Где в VIP-гостинице прощались,

      Чтоб встретиться назавтра вновь.

      Их путь тянулся до канала,

      Тюрьму минуя, где, бывало,

      Дни Павел проводил в тоске,

      Дни засекая на доске.

      Пётр рассказал ему о Риме,

      Где он с недавних пор живет.

      Возникла дружба между ними —

      Отдушина от всех забот.

      И запросто они общались,

      Когда напару возвращались,

      Смотря на милые места

      С Адмиралтейского моста.

      Я, как положено поэту,

      Был тоже счастлив посетить

      То место на излёте лета,

      Когда приятно так ходить

      По берегу, вдыхая свежесть,

      Мечтать, в лучах закатных нежась,

      Поэму наизусть читать,

      Или букетом из цитат

      Подругу удивить пытаться.

      Я снова был безмерно рад,

      Что мог пейзажем любоваться,

      Воспоминая летний сад

      И вод свинцовых колыханье,

      Небес свинцовое дыханье,

      Дворцов нездешних гордый вид

      И берегов иных гранит.

      И день, когда просил я долго,

      Уже немало лет назад

      Знакомую, как гостю с Волги,

      Мне показать свой Ленинград.

      И был большим театром Питер.

      А я как восхищённый зритель,

      Был покорён его игрой

      И бутербродами с икрой,

      Что на трамвайчике мы ели,

      И небо было как гризайль,

      И меньше на дворцы глядел я,

      Чем в серые её глаза.

      Мне были улицы как залы

      И путников я запоздалых

      С часами не связал, была

      Она мила, а ночь – бела.

      Я думал: что так долог вечер?

      Светло, как будто только семь,

      Набросил ей пиджак на плечи,

      И не хотелось спать совсем.

      С чугунной вязью и дворцами,

      Она мне