Дома хорошо. Дома ждут родители с ужином. Уютно… Неразбериха в голове нашего героя неспешно сменялась пустотой. Лучше уж пустота! Никого не нужно рядом, все и так отлично! А то вечерок выдался нервотрепный… Сидишь на любимом диване и тупо пялишься в случайно выбранный угол. Там, в углу, все очень знакомо, ведь ты не раз уже туда смотрел. Переведешь взгляд на окно, а там, за прочнейшими и ультратонкими стеклами (хотя стеклами это уже не назовешь) сияет ночной город. Сидишь и смотришь. Ты уже успел набить живот вкуснейшими блюдами, так сказать, ручного приготовления, прямо с плиты, а не тем дерьмом, которое продается «готовым» в магазинах. «Готовое дерьмо…» – подумал Дэвид, – «Не важно, что дерьмо! Главное, что готовое!». Утром нужно идти на знакомство с командой. «Как называется этот корабль? Вандервуд же сказал… Гера! Точно. Вообще говоря, отличный капитан…», – мысль Фола прерывалась на каждом знаке препинания, – «Кстати, ВВР… Мы же, выходит, работаем сейчас на ВВР. Какая низость! Противно! Какая может быть надежда на этих врунов? И при чем тут надежда? Ведь ресурсов должно хватить еще лет на тыщу! Мы же еще в академии подсчитали… И в космос мы лезем только за новыми минералами, мы исследуем. Какой-то бред с ковчегом…». В спальне родителей засмеялась мать – Фол улыбнулся, но улыбка быстро сошла: «Надо как можно быстрее сказать все Лили… так нельзя. Как я хочу найти ту самую… самую-самую. Ну да само придет». Потом Дэвид вспомнил про Ленэ, затем про космос, и про детские годы, и еще много про что – в итоге, так и уснул на диване. Ему снился сон эротического содержания: снилось, как он раздевает божественно красивую женщину, раздевает практически насильно. Она сопротивляется, бьет его, но все бессмысленно. Вот уже платье мешком упало на пол, он хватает ее за грудь, смеется над ее страхом. Да, она боится! Боится лишиться своей божественной красоты в постыдных объятиях насильника, и это раздражает Фола. Он не желает ее, ему не интересно даже смотреть на столь идеальное тело, он сам не знает чего хочет, срывая с нее одежду и лапая за грудь. Она бьет его в лицо, пытается выколоть ногтями глаза. Слезы, толи его толи ее, льются рекой. В порыве истерики она на срыве орет: «Ненавижу тебя!».