Вчера с тобой мы были в древнем Риме.

      Ты всадник, а я консул Ипполит.

      И люди рядом что-то говорили.

      И нынче кто-то рядом говорит.

      Прошли века. Мы стали буконьеры.

      Тартуга и Джамайка был наш дом.

      А люди говорили больше меры.

      А я их понимал всегда с трудом.

      А ты вообще за дискурс вешал сразу,

      а иногда ещё слегка пытал.

      Но от вербальной не спасал заразы

      ни нож, ни абордаж, ни капитал.

      Прошли века. Мы в двадцать первом веке.

      Опять в ушах гнездятся чушь и бред.

      Поднимем, брат, мечи, забрала, веки.

      Давай устроим Ветхий им Завет.

      Как джиннам запечатаем им вазы.

      Об этом я давно уже мечтал.

      Но от ментальной не спасут заразы

      ни нож, ни абордаж, ни капитал.

      Когда салютует россыпью брызг

      Море, приветствуя Диэлектрика,

      Диэлектрик трезвый вдрызг

      видит: Море питает Река.

      Реку питает Ручей.

      Ручей питают вершины Гор

      или струи студёных Ключей.

      Потеет Земля миллионами пор.

      Ветер капли уносит ввысь.

      С Неба падают дождь и град.

      Диэлектрик видит текущую жись.

      Ему не надо других наград.

      Он никогда никого не ел.

      Понятие «смерть» незнакомо ему.

      Диэлектрик прозрачнотел,

      пропускает сквозь себя свет и тьму.

      Как-то раз Костян с Коляном

      решили его разбить.

      Думали: Диэлектрик стеклянный.

      Разбили, успев алкоголь распить.

      Не хватило. Приобрели ещё.

      Сели на лавку в парке.

      Костян с выражением прочёл

      текст на акцизной марке.

      Николай почесал в затылке.

      Мелькнула искра, вызвавшая пару реплик,

      пробежала по руке, но не вошла в бутылку.

      Ёлы-палы, это ж Диэлектрик!

      Ты нарисован сажей на пейзаже

      неведомой таинственной рукой.

      Ты центр композиции. Ты важный.

      Но, в общем-то какой-то не такой.

      В реальность впаян

      мозгом и скелетом.

      Всё понимаешь,

      но забыл об этом.

      Рука твоя. Ты сам себя рисуешь

      пастелью, маслом, сажей, акварелью.

      Глистом осенним падаешь, танцуешь

      и на ветру кружишься, словно дрелью

      в реальность ввинчен

      мозгом и скелетом.

      Ты безграничен,

      но забыл об этом.

      Проснёшься утром. Посетишь санузел,

      наукоёмкий человекоёж.

      Программу в череп старую загрузишь.

      Опять себя нащупаешь, найдёшь.

      В реальность впаян

      мозгом и скелетом.

      Всё понимаешь,

      но забыл об этом.

      Опять несёшь пожизненное тело

      с татуировкой «Veni, vidi, vici»

      под