Мы дни на дни покорно нижем.

      Даль не светла и не темна.

      Над замирающим Парижем

      Плывет весна… и не весна.

      В жемчужных утрах, в зорях рдяных

      Ни радости, ни грусти нет;

      На зацветающих каштанах

      И лист — не лист, и цвет — не цвет.

      Неуловимо-беспокойна,

      Бессолнечно-просветлена,

      Неопьяненно и не стройно

      Взмывает жданная волна.

      Душа болит в краю бездомном;

      Молчит, и слушает, и ждет…

      Сама природа в этот год

      Изнемогла в бореньи темном.

      Всё тот же он во дни войны,

      В часы тревог, в минуты боли…

      Как будто грезит те же сны

      И плавит в горнах те же воли.

      Всё те же крики продавцов

      И гул толпы, глухой и дальний.

      Лишь голос уличных певцов

      Звучит пустынней и печальней.

      Да ловит глаз в потоках лиц

      Решимость сдвинутых надбровий,

      Улыбки маленьких блудниц,

      Войной одетых в траур вдовий;

      Решетки запертых окон

      Да на фасадах полинялых

      Трофеи праздничных знамен,

      В дождях и ветре обветшалых.

      А по ночам безглазый мрак

      В провалах улиц долго бродит,

      Напоминая всем, что враг

      Не побежден и не отходит.

      Да светы небо стерегут,

      Да ветр доносит запах пашни,

      И беспокойно-долгий гуд

      Идет от Эйфелевой башни.

      Она чрез океаны шлет

      То бег часов, то весть возмездья,

      И сквозь железный переплет

      Сверкают зимние созвездья.

      Весь день звучали сверху струны

      И гуды стерегущих птиц.

      А после ночь писала руны,

      И взмахи световых ресниц

      Чертили небо. От окрестных

      Полей поднялся мрак и лёг.

      Тогда