Он нес свой крест тяжелый на Голгофу;

         Он, всемогущий, вседержитель, был

         Как человек измучен; пот и кровь

         По бледному его лицу бежали;

         Под бременем своим он часто падал,

         Вставал с усилием, переводил

         Дыхание, потом, шагов немного

         Переступив, под ношей снова падал,

         И наконец, с померкшими от мук

         Очами, он хотел остановиться

         У Агасферовых дверей, дабы,

         К ним прислонившись, перевесть на миг

         Дыханье. Агасфер стоял тогда

         В дверях. Его он оттолкнул от них

         Безжалостно. С глубоким состраданьем

         К несчастному, столь чуждому любви,

         И сетуя о том, что должен был

         Над ним изречь как бог свой приговор,

         Он поднял скорбный взгляд на Агасфера

         И тихо произнес: "Ты будешь жить,

         Пока я не приду",- и удалился.

         И наконец он пал под ношею совсем

         Без силы. Крест тогда был возложен

         На плечи Симона из Киринеи.

         И скоро он исчез вдали, и вся толпа

         Исчезла вслед за ним; все замолчало

         На улице ужасно опустелой.

         Народ вокруг Голгофы за стенами

         Ерусалимскими столпился. Город

         Стал тих, как гроб. Один, оцепенелый,

         В дверях своих недвижим Агасфер

         Стоял. И долго он стоял, не зная,

         Что с ним случилося, чьи были те

         Слова, которых каждый звук свинцовой

         Буквой в мозг его был вдавлен, и там

         Сидел неисторжим, не слышен уху,

         Но страшно слышен в глубине души.

         Вот наконец, вокруг себя обведши,

         Как полусонный, очи, он со страхом

         Заметил, что на Мории над храмом

         Чернели тучи с запада, с востока,

         И с севера, и с юга, в одну густую

         Слиявшиеся тьму. Туда упер он

         Испуганное око; вдруг крест-накрест

         Там молнией разрезалася тьма,

         Гром грянул, чудный отзыв в глубине

         Святилища ответствовал ему,

         Как будто там разорвалась завеса.

         Ерусалим затрепетал, и весь

         Незапно потемнел, лишенный солнца;

         И в этой тьме земля дрожала под ногами;

         Из глубины ее был голос, было

         Теченье в воздухе бесплотных слышно;

         Во мраке образы восставших

         Из гроба, вдруг ясясь, смотрели

         Живым в глаза. Толпами от Голгофы

         Бежал народ, был слышен шум

         Бегущих; но ужасно каждый про себя

         Молчал. Тут Агасфер, в смертельном

         страхе,

         Очнувшись, неоглядкой побежал

         Вслед за толпою от своих дверей,

         Не зная сам куда, и в ней исчез.

         Тем временем утих Ерусалим.

         Во мгле громадой безобразной зданья

         Чернели. Жители все затворились

         В своих домах, и все тяжелым сном

         Заснуло. И вот над этой темной бездной

         От туч, их затмевавших, небеса,

         Уж полные звездами ночи, стали чисты:

         В их глубине была невыразима

         Неизглаголанная тишина,

         И слуху сердца слышалося там,

         Как от звезды к звезде перелетали

         Их стражи — ангелы, с невыразимой

         Гармонией блаженной, чудной вести. Прямо

         Над Элеонскою горой звезда

         Денницы подымалась.

         Агасфер,

         Всю ночь по улицам Ерусалима

         Бродив, терзаемый тоской и страхом,

         Вдруг очутился за стенами града

         Перед Голгофой. На горе пустой,

         На чистом небе, ярко три креста

         Чернели. У подошвы темной

         Горы был вход в пещеру, и великим камнем

         Он был задвинут; невдали, как две

         Недвижимые тени, в сокрушенье

         Две женщины сидели, устремив