Билет —

               щелк.

                     Щека —

                            чмок.

      Свисток —

                и рванулись туда мы

      куда,

            как сельди,

                        в сети чулок

                               плывут

             кругосветные дамы.

      Сегодня приедет —

                        уродом-урод,

      а завтра —

                 узнать посмейте-ка:

      в одно

             разубран

                      и город и рот —

      помады,

                                        огней косметика.

      Веселых

              тянет в эту вот даль.

      В Париже грустить?

                         Едва ли!

      В Париже

               площадь

                       и та Этуаль,

      а звезды —

                 так сплошь этуали.

                               Засвистывай,

                   трись,

                          врезайся и режь

      сквозь Льежи

                   и об Брюссели.

      Но нож

             и Париж,

                      и Брюссель,

                                  и Льеж —

      тому,

                                      кто, как я, обрусели.

      Сейчас бы

                в сани

                       с ногами —

      в снегу,

               как в газетном листе б…

      Свисти,

              заноси снегами

      меня,

            прихерсонская степь…

                               Вечер,

             поле,

                   огоньки,

      дальняя дорога, —

      сердце рвется от тоски,

      а в груди —

                  тревога.

      Эх, раз,

               еще раз,

      стих – в пляс.

                               Эх, раз,

               еще раз,

      рифм хряск.

      Эх, раз,

               еще раз,

      еще много, много раз…

      Люди

           разных стран и рас,

      копая порядков грядки,

      увидев,

                                        как я

                    себя протряс,

      скажут:

              в лихорадке.

      Один Париж —

                   адвокатов,

                              казарм,

      другой —

               без казарм и без Эррио.

      Не оторвать

                  от второго

                             глаза —

      от этого города серого.

                               Со стен обещают:

                       «Un verre de Koto

      donne de l’energie»[1].

      Вином любви

                  каким

                        и кто

      мою взбудоражит жизнь?

      Может,

             критики

                     знают лучше.

                               Может,

             их

                и слушать надо.

      Но кому я, к черту, попутчик!

      Ни души

              не шагает

                        рядом.

      Как раньше,

                  свой

                       раскачивай горб

                               впереди

              поэтовых арб —

      неси,

            один,

                  и радость,

                             и скорбь,

      и прочий

               людской скарб.

      Мне скучно

                 здесь

                                                 одному

                              впереди, —

      поэту

            не надо многого, —

      пусть

            только

                   время

                         скорей