Кёсем-султан. Величественный век. Эмине Хелваджи
Читать онлайн книгу.
елестел сад, заливались цикады, цветы пахли так одуряюще тонко и вместе с тем пронзительно, что сердце разрывалось от сладости и боли.
Недаром арабы называют созвездие Большой Медведицы «погребальными носилками», ох, недаром! Похоронными колоколами сейчас для Анастасии звучал голос одинокого соловья, одуревшего от любовного томления; погребальным саваном казались одежды тонкого шелка, выданные каждой девочке неусыпно следящими за ними евнухами. Ей – и ее подругам – предстояла поездка в Стамбул. А что будет со всеми ими далее, ведал только Господь.
Анастасия сердито поморщилась. Всего полгода назад привезли ее сюда, в мир, где благоуханные цветы, растущие в особом, тщательно охраняемом крыле резиденции боснийского санджак-бея, не радовали глаз, а пение соловья воспринималось как воронье карканье. Всего полгода – а уже тянет вместо Иисуса Христа, Господа нашего, помянуть Аллаха, всемилостивого и милосердного. Страшное это место – неволя, хоть и ешь куда слаще, чем дома, и спишь на мягком тюфяке, и носишь одежды из тканей, ласкающих тело.
Да только надолго ли вся эта роскошь? Вот привезут их в Стамбул…
Что произойдет потом, здешние старались не думать. Жили днем сегодняшним, покорно принимали науку, которую им здесь преподавали суровые наставницы-калфа, суля наиболее способным ученицам попадание прямиком в Дар-ас-Саадет – «Дом счастья», султанский гарем. Ну а с менее способными что случится? Наставницы, особенно старшая – «уста», многозначительно двигали бровями, отчего наиболее нежные девушки потом не могли спать ночью, оплакивая свою бездарно растраченную юность.
Анастасия нервы имела крепкие, а бессонница мучила ее совсем по иной причине. Да что с ней-то, в самом деле, может случиться дурного? Работы Анастасия никогда не чуралась, от здешнего безделья порой маялась. Ну да, наука… а кроме науки-то что? Сидишь, розы нюхаешь, птиц слушаешь, сплетнями с подружками перебрасываешься. Да и какие здесь сплетни, Господи, помилуй? Все про то же: а вот что будет, когда доставят в Стамбул; а вот как жизнь сложится; а какой он, султан; а вот говорят, что главное – не султану понравиться, а его жене… да нет, не жене, а матушке, валиде-султан… да нет, не матушке, а главному евнуху, кызлар-агасы…
(Запомнила, запомнила она все эти должности, звания и названия – включая арабские названия созвездий, ну это как раз случайность, арабскому языку их тут не учили… А вот турецкому школили изрядно. У Анастасии память была цепкая, она новые знания хватала легко и радостно, даже такие, которые почти наверняка не потребуются. У других по-разному получалось.)
Что будет, что будет… Да что на роду написано – то и случится, и ни на волос больше, ни на волос меньше! Мучило Анастасию совсем иное. Ну ладно она, она-то сильная, разберется, а Мария, лучшая подружка? А совсем юная Софийка, которая и здесь-то трясется, будто осиновый лист, ну а уж в Стамбуле, перед лицом грозной валиде (или кызлар-агасы, все они одним миром мазаны!), совсем, небось, растеряется!
Их-то как защитить от безжалостной судьбы?
Мария, она, разумеется, постарше и поопытней, да и здесь побольше времени провела, но тоже ведь робкая, будто весенняя трава, едва пробившаяся из-под снега. Эх, если б еще такая же живучая была, так нет же! На лицо, конечно, красивая, половина здесь ей в подметки не годится, включая саму Анастасию, да только если б красота все решала, так не стал бы санджак-бей трястись над грузом своим драгоценным, не стал бы вместе собирать жемчуг и алмазы, рубины и сапфиры… Это не Анастасия придумала, это один из евнухов тут похвалялся – дескать, партия собралась прям на подбор: все девицы словно драгоценные камни, каждую султану не стыдно показать! Другой, правда, возражать начал, и евнухи поссорились, но ссора эта Анастасии уже была неинтересна.
Камни, цветы, сундуки да букеты… Иногда девочке казалось, что здешние относятся и к себе, и к другим словно к дорогим вещам: главное – не поцарапать да не разбить. А душа как же? Их всех обучали Корану, а священника не пустили ни разу! Да и какого именно священника? Мария вон католичка, а Софийка – православная…
Все это стиралось здесь и сейчас, в странном небытии, которым жила партия невольниц, предназначенная для отправки в Стамбул. Время в этом месте замирало, а там и вовсе останавливалось, застывало стеклянной слезой, сквозь которую просвечивали все те же розы, и все так же стрекотали цикады. И отобранные для гарема девочки – маленькие и не очень, еще неоформившиеся и такие, которые вполне уже способны выйти замуж и подарить мужу наследника, да и не одного, – все они застыли вместе с этим садом, и этими помещениями, и долдонящими одно и то же наставницами, и снующими между комнатами евнухами.
Так казалось не одной Анастасии. Мария, обычно не жалующаяся на судьбу и поддерживающая меньших по возрасту подруг, особенно Софийку, сказала как-то, не обращаясь ни к кому конкретно и глядя на желтый солнечный луч, пляшущий на стене комнаты:
– Вот он – янтарь. Самый настоящий бурштын, дорогой, неподдельный. В таком, знаешь, мухи иногда застывают. Так мы и есть те мухи, знаешь?
«Знаю», – хотелось сказать Анастасии, но она смолчала, тоже вглядываясь в теплое, трепещущее янтарно-желтое пятно. После короткой