Тень Экзюпери над космодромом «Гея». Борис Алексеев
Читать онлайн книгу.
между двумя объёмами (двумя событиями, двумя состояниями) запомнилась мне особенно.
Я припомнил рассуждение Лантери, когда приятель-психолог, оглядев меня, издал вердикт: «Всё ясно. У тебя наступил период размытых смыслов!»
– Что это значит? – спросил я, надеясь на дружескую шутку.
– Это значит, что ты временно как социум не существуешь. Если ты мне скажешь, что делать прежнюю работу не в силах по совокупности омерзительных обстоятельств, с ней связанных, – я отвечу тебе «Понимаю!» Когда же я тебя спрошу: «А дальше что?», и ты, кривясь на Луну, выдавишь «Не знаю!», мне, как специалисту, остаётся одно: поставить тебе страшный диагноз – «Период размытых смыслов».
Он обнял меня и, копошась в кармане, усадил на укромную скамейку в стороне от оживлённой вечерней аллеи.
– Это поможет! – Олешка (Олег Петрович) достал из бокового кармана пальто бутылку фирменной водки, два пластиковых стаканчика и свёрток с обильно пахнущими бутербродами.
– Слушай, – я попытался его остановить, – может, мне на курсы твои походить, обрести, так сказать, веру в себя?
– Ты чё! Я твой друг и зла тебе не желаю. Ко мне же ходят задвинутые, а ты – нормальный! Я могу определить проблему, поставить диагноз. Но не дай Бог, какой-нибудь психопат тронет тебя! Мои пациенты – это мой хлеб, а ты – мой друг. Чуешь разницу?
– Тошно мне! – я действительно посмотрел на Луну и замолк.
– Пей! – Олешка протянул мне ломкий стаканчик с водкой, удерживая другой рукой на весу раскрытую книгу по парапсихологии. На странице с подзаголовком «Период размытых смыслов» были сложены горкой бутерброды с докторской колбаской, каким-то невероятно пахучим сыром и, кажется, слабосолёной сёмгой…
Зимовка-жизнь
Грязный мартовский сугроб таял в лучах весеннего солнца. Из-под его основания вытекал тоненький мутный ручеёк талой воды. «Как неприлично!» – вздыхал сугроб, глядя на мокрую дорожку. Это был воспитанный сугроб. Несмотря на горечь прощания с миром (он прекрасно понимал, что его ждёт), сугроб хранил уважение к окружающей его территории. Этой территорией была детская дворовая площадка, сплошь укрытая зеркалами весенних луж. Они добросовестно отражали яркое голубое небо, и печальный сгусток бурого снега возле песочницы, выкрашенной по осени в жёлтый цвет, конечно, не добавлял красоты в палитру притаившейся до срока детской ойкумены. Это чувствовал сугроб и морщился от стыда при каждом всполохе солнца, искрящемся на голубой поверхности луж. «Поскорей бы уж что ли, – бормотал он, припоминая свою короткую, наполненную трогательными событиями зимовку-жизнь…
Снег валил вторую неделю, а дворник Семён пил, на работу выходил пошатываясь, не пройдя и десяти шагов, падал и подолгу не мог подняться. Ругался он при этом очень неприлично, но как-то беззлобно. Старушки его не перебивали и только посмеивались: «встанет-не встанет». А Семён им грозил почему-то не указательным, а большим пальцем. Порой, не имея сил подняться, он уползал