Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения. Александр Мещеряков
Читать онлайн книгу.
гуманность.
Ветер, что в соснах, доносит изящную мелодию,
Пение камышовки сливается с разговорами учеными.
Как сегодня пьянит [государева] добродетель!
И стоит ли поминать о милости, как роса обильной?[144]
Нетрудно увидеть, что в этом стихотворении отражена не конкретная природная ситуация и не конкретный пейзаж. Горы и воды имеют здесь обобщенный смысл, они – проявление космических начал Ян и Инь, влиянию которых подвержено все сущее. Соотнесение воды с мудростью, а гор с человеколюбием восходит к «Луньюй» (VI-23). Там сказано: «Мудрый наслаждается водой, человеколюбивый наслаждается горами. Мудрый [пребывает] в движении, человеколюбивый [пребывает] в покое. Мудрый – счастливый, а человеколюбивый – долгожитель»[145]. В данном поэтическом случае мудрость и человеколюбие приписываются императору.
В предисловии к «Кайфусо» государь описывается с помощью категории «добродетельность» (току, кит. дэ). В контексте антологии добродетельность связана с «недеянием» – важнейшим понятием, которое характеризует идеальное правление. Государь покойно пребывает на троне, а сила его добродетельности такова, что ее влияние достигает государственных границ, благодаря чему хорошие дела в стране творятся сами собой. Это касается дел не только людских, но и природных. Их мерный ход является доказательством, что дела на подведомственной императору территории обстоят должным образом.
Если оценивать в целом модус описания природы в стихотворениях на китайском языке, то следует сказать, что эта природа не является природой Японии, в ней почти не содержится японских реалий. Даже если в стихотворении и имеется топонимическая привязка, то все равно это природа, описанная с помощью реалий, имеющих китайское происхождение. В «Кайфусо» содержится 16 стихотворений, посвященных Ёсино (горная местность, расположенная несколько южнее Нара), они воспевают это место, поскольку нахождение там восполняет недостаток энергетики и жизненной силы, необходимой для даосского святого. Японские аристократы уподобляли себя этим даосским мудрецам. Стихотворения «Кайфусо» насыщены китайской образностью и топонимикой, они уподобляют природную среду Японии Китаю. Вот, например, стихотворение Такамуко-но Моротари «Следуя за императором во дворец Ёсино» (№ 102):
В древности один человек ловил здесь рыбу.
Теперь здесь пребывают император и знать.
Играя на цине, они отдыхают с небожителями
И общаются с божествами, выходя в бухту.
Стихи о Сяэн плывут по безлюдным берегам.
Туманную дымку колышет осенний ветер.
Кто-то скажет – это пик Мяогусе.
Императорский кортеж останавливается,
вот и дворец Вансянь[146].
Если бы не название стихотворения, указывающее на японский топоним, было бы довольно трудно догадаться, что речь идет о Японии. Цинь – китайский музыкальный инструмент, Сяэн – китайская фея-небожительница,
Благодарим за помощь в переводе этого стихотворения С. А. Родина. Для того чтобы лучше вжиться в атмосферу пира, мы обсуждали этот перевод 5 мая 2012 г. в саду моего загородного дома в Ядрошине, наслаждаясь пением кукушки и обильными возлияниями.
Ямал Норико. Кайфусо-но тисуй ниндзан-но дзюё то тэнкай//Кайфусо. Нихон-тэки сидзэнкан ва доно ёни сэйрицусита ка. Токио: Касама сёин, 2008. С. 138–141;