Поединок крысы с мечтой. Роман Арбитман
Читать онлайн книгу.
сюжет популярной повести Николая Лескова о тульском мастере Левше.
Произведение Лескова попало в этот ассоциативный ряд не случайно. Литературоведы-традиционалисты в данной повести предпочитали считать заглавного героя – центральным, а потому видеть здесь только конфликт секуляризованной личности с авторитарной разновидностью социума, априори глухого к просьбам индивида. Именно в этом ключе обычно трактовался и текст завещания Левши, и факт принципиального неисполнения оного: даже в том случае, когда лицо индивида недвусмысленно просило кирпича, социум демонстративно изводил кирпич на чистку оружейных стволов. Литературоведы «новой волны» справедливо отвергали столь поверхностный подход, обнаруживая в образе блохи квинтэссенцию трагического противостояния Востока и Запада. Пресловутая аглицкая блоха (Запад), подкованная русским умельцем Левшой (Восток), не только отказывалась танцевать под чью-либо дудку, но и вообще (согласно Киплингу) не могла сойти с места. Для автора повести противоречие выглядело неразрешимым. Дитя двух цивилизаций, порождение сразу двух культур, миниатюрное механическое создание англо-русского гения у Лескова было однозначно обречено на гибель.
Эрик ван Ластбейдер, взяв за основу именно вторую трактовку «Левши», попытался исследовать двуединство «Восток—Запад» более спокойно и непредубежденно. Сказовая форма автору показалась архаичной, и он избрал достаточно популярную форму динамичного детективного повествования. В ходе исследования писатель вывел интересную закономерность: от перемены мест двух культурных слагаемых общая «сумма» менялась совершенно фантастическим образом. Оказывается, результат синтеза двух культур напрямую зависел от последовательности расположения пластов. И если для американца Трейси Ричтера вхождение в мир культуры древней Камбоджи (Запад + Восток) становилось благотворным, то для камбоджийца Киеу, перевезенного в Америку (Восток + Запад), эксперимент заканчивался полным распадом личности. Для Ричтера возникший дуализм был гармоничен и только удваивал число нравственных запретов, делая героя почти идеальным (недаром под влиянием Востока этот бывший лучший мастер спецопераций покидал ЦРУ и использовал свои навыки лишь для самозащиты или для защиты близких). Правоверный буддист Киеу, которого мощная террористическая организация «Ангка» все активнее использовала в качестве бизнесмена-убийцы, заражался ядом чуждого холодного рационализма и впадал в безумие. В отличие от тульского печатного пряника, на который не распространялся лишь Закон о печати, Киеу вынужден был в итоге отвергнуть вообще все нравственные законы и превращался в машину. Машину, сконструированную умельцами Востока, подкованную злыми мастерами Запада и предназначенную отнюдь не для механических танцев, но для убийства и только убийства.
В центре повествования у Ластбейдера оказывалась многоходовая политическая композиция, разработанная оружейным магнатом Макоумером. Тот рассчитывал