В мире отверженных. Записки бывшего каторжника. Том 1. Петр Якубович
Читать онлайн книгу.
перед весело потрескивающими в догорающей печке угольями. Мой Тюпкин совсем разнежился. Ему хочется говорить, без конца говорить, без конца жаловаться на свою судьбу.
– Ах, горегорький я, горегорький! И зачем только мать на свет меня породила!
– А чем же вы особенно несчастнее других, Тюпкин? Другие идут в каторгу, а вас – самое большое – переведут в штрафованный разряд. Ну, накажут…
Тюпкин прислушивается к моим утешениям и молчит.
– Не так ли? – говорю я. – Ведь вы же добровольно заявились к начальству, вас не поймали? Это, конечно, примут во внимание. Вам дадут снисхождение.
Вместо ответа он вдруг начинает яростно таскать себя за волосы.
– Ох, горегорький я, горегорький!..
– Да вы, может быть, скрываете? Вы, может, бежали после какого-нибудь преступления?
Но тут Тюпкин начинает божиться и клясться, что заявился добровольно, а бежал со службы просто так, с тоски…
– С какой же тоски?
– Да с пьянства, с карт.
– Где же вы пропадали эти два года?
Он подробно рассказывает мне, как жил в Бичурской волости у семейских (раскольников), работал простую мужицкую работу, с одной вдовой жил душа в душу, как муж с женой, девочку от нее имел.
– Хорошо было жить! И-их, хорошо!..
– Так зачем же вы заявились? И жили бы так, пока было можно.
– Нельзя было.
– Да почему же нельзя?
– Так.
С большими усилиями, однако, удается мне добиться, что и тут причиной были вино и карты. Проигрался в пух и прах, тоска взяла: пошел и заявился.
– А жену известили?
– Зачем извещать!
Я засыпаю в эту ночь с уверенностью, что все-таки успел утешить бедного малого, успокоить насчет предстоящей ему судьбы. Но на следующий вечер, если опять нет денег и картежной игры и мы снова греемся и болтаем около печки, мой Тюпкин начинает прежнюю песню:
– Ох, бедный я, злосчастный! И на что только мать на свет меня породила?
Я наконец не выдерживаю и начинаю его ругать за бабью трусливость и плаксивость. Он защищается, и тут мне удается наконец выудить от моего Санчо-Пансо, что он, в сущности, и раньше побега был уже штрафованным.
– За что же?
– Денщиком был… Пьян напился, часы разбил офицеру, да нагрубил.
Вот оно что, но все-таки хныкать нечего. Не в каторгу же осудят нас.
– Да не миновать каторги, чует мое сердечушко, ох, чует!.. Кабы всё-то знали вы да ведали… Ох, злосчастная я сиротинушка!
– Что же все-то? Уж рассказывайте, коли начали. Что еще натворили? Уж не были ль вы в дисциплинарном батальоне? – спрашиваю я полушутя, полусерьезно.
Молчание. Тяжелый вздох. Я начинаю наконец догадываться.
– Так, значит, правда? Были?
– Ох, горегорький я! Непокрытая моя головушка!
– За что же? Что тогда вы сделали?
– Арестанта выпустил.
– За деньги?
– Пьяны оба напились… В баню его