И мы делили постель – не как любовники, ты не подумай. В конечном счёте, я мог на ней жениться, но это было бы всё равно, что пересечь реку на тарелке, отталкиваясь шестом. Я бы не знал, с чего начать, да и какой смысл? Глядя на её тело, я видел не грудь, бёдра или даже грубую серую кору. Я видел деньги, сложенные в корзину монеты, в которые можно было превратить её кости. Неподходящий взгляд для мужа. Некоторые вещи нельзя отбросить и забыть, как если бы они скрылись за золотым занавесом. Мы делили постель ради тепла и компании, и, если бы нам это не удалось, думаю, кто-то из нас давным-давно бросился бы в машину очертя голову. Я чесал завитки её коры, она разминала мне шею. Когда работа заканчивалась, мы помогали друг другу стать самими собой. Через некоторое время мы уже не скрывались, а в конце смены просто устраивались в одной постели. Пра-Ита ничего не говорили: у них всегда находился новый ребёнок, чтобы заполнить пустующую кровать.

      И вот наступила ночь ночей, когда я баюкал свою древесную девочку в объятиях, и она заговорила – тише, чем вода, по капле падающая с крыши:

      – Завтра я войду в машину.

      Я замер, развернул её лицом к себе. Её тёмные глаза были широко распахнуты и казались спокойными.

      – Что? Почему? Ты собираешься бросить меня здесь?

      – Тсс! Я не брошу тебя. Я придумала, как нам выбраться. Завтра, после звонка, возвещающего конец смены, я тайком вернусь и суну руку под громадный блестящий пресс. Пусть он её отрежет. Из неё получатся дхейбы, на которые мы купим выход отсюда. Рука – это не так уж много, у меня их две. Но мне понадобится твоя помощь, чтобы управлять остальными частями Чеканщика… скребками и щётками, резаками и валиками. Думаю, всё получится, если не мешкать.

      – Руки недостаточно, чтобы подкупить кого-то из здешних. Руки повсюду – сотни рук, и все принадлежат им.

      – Мы подкупим Вуммим. Мы ей нравимся, и она следит за нами. Как раз хватит.

      Я долго молчал. Другие дети, зелёные юнцы, сопели в своих серых постелях.

      – Это хороший план, Темница. Но не для тебя. Пресс отрежет мою руку, а ты останешься невредимой.

      Она уставилась на меня: её густые брови сошлись на переносице.

      – Почему? Ты же не умеешь терпеть – как доходит до боли, превращаешься в долговязого и чумазого ребёнка.

      Я взял её лицо в ладони. Мои холодные пальцы ощутили её холодную кожу и короткие волосы, напоминавшие ежиные иглы.

      – Моя рука длиннее, получится больше денег.

      Она промолчала… Что можно сказать в ответ на такое?

      – Ты станешь кричать.

      – Не стану.

      Мы держали друг друга в объятиях всю ночь, и она поцеловала – это был единственный раз, когда она меня поцеловала, – то место, где моя рука соединялась с плечом.

      В Саду

      Мальчик её оставил. Он всегда её оставлял.

      Одно утро сменяло другое, и он уже был где-то в другом месте. Она на самом деле не возражала… Было трудно говорить