Пронзительная трель штопором ввинтилась в ухо и выдернула мое сознание из тихого омута пьяной дремы.

      – Какого черта? – вяло удивилась я, обнаружив в своих ладошках, сложенных корабликом и удобно помещенных под щеку, мобильный телефон.

      Аппарат звонил безудержно и весело, как школьный колокольчик на Первое сентября. Не сразу попав подрагивающим пальцем в нужную кнопочку, я включила телефон, положила его на подушку и придавила сверху ухом.

      – Татьяна, почему не докладываешь, как у вас дела? – с ходу накинулся на меня Семен Кочерыжкин.

      – Чудесно, – пробормотала я.

      – Что значит – чудесно? Ты накормила японцев?

      Я поднесла к сонно сощуренным глазам левое запястье и сняла показания циферблата: без трех минут полночь. Самое время спросить, накормила ли я японцев! Как будто они младенцы, а я нерадивая мамаша, способная пропустить очередной сеанс кормления грудью! Мне захотелось сказать сверхзаботливому Семе много разных нехороших слов, но было лень ворочать языком, и я пробормотала коротко и кротко:

      – Они накормлены.

      – А что у вас с ночлегом? – продолжал волноваться Кочерыжкин.

      Он, к сожалению, мой начальник, поэтому я не могу послать его по тому маршруту, который так и не освоил фольклорный Макар с его телятами.

      – Спим, – ответила я.

      Снова взглянула на часы и не сумела убрать из голоса укоризненные нотки:

      – Уже полчаса как спим!

      – А чем же вы занимались до половины двенадцатого? – Сема без труда нашел себе новую заботу.

      – Спаивали коллектив, – призналась я.

      – Спаяли? – недоверчиво спросил он.

      – Споили, – смущенно поправила я.

      Сэм опять что-то забубнил, но тут мои силы окончательно иссякли, я поняла, что при всем уважении к вышестоящему начальству не могу продолжать разговор, и выключила телефон. К сожалению, японолюб Кочерыжкин своим неурочным звонком перебил мне сон. Поворочавшись с боку на бок, я села в постели и с чуткостью, которой было далеко до Семиной, прислушалась к своему организму. Он дал понять, что нуждается в посещении туалета. Я спустила ноги на пол – линолеум оказался холодным, как лед, и я ойкнула.

      – Не спится? – поинтересовался из темного угла хриплый голос, который я в первый момент не узнала, а потому снова ойкнула и опять зарылась в одеяло.

      – Это все кофе, – зевнув, сочувственно сказал Ларри Мухачев.

      – Ларик! Ты почему здесь? – голосом оскорбленной добродетели