Герой пера. Элизабет Вернер
Читать онлайн книгу.
у наших родственников в Германии.
Молодая девушка вскочила со своего места и, не скрывая своего недовольства и даже раздражения, спросила:
– Ты хочешь, чтобы я поехала в Германию?
– Ты не любишь Германию?
– Нет, не люблю, точно так же, как и ты, папа! – холодно ответила Джен. – Я не могу любить страну, которая отравила твою юность, наполнила горечью всю жизнь и наконец изгнала, как преступника. Я никогда не могла простить матери, что она не хотела понять тебя и своей безумной тоской по родине сделала тебя глубоко несчастным человеком.
– Молчи, Джен! – резко остановил ее отец. – Есть вещи, которых ты не понимаешь и никогда не в состоянии будешь понять. Да, твоя мать не всегда со мной соглашалась; да, порой она заставляла меня страдать, но зато я знал с ней часы такого счастья, какое ты никогда не подаришь своему мужу. Впрочем, мистеру Алисону они и не понадобятся!
Джен промолчала. За время болезни отца она привыкла к его непонятной раздражительности и со снисходительностью, которую обычно проявляют по отношению к страдающим людям, покорно перенесла эту вспышку и снова села на край кровати.
– Прости меня, дитя мое! – после короткой паузы извиняющимся голосом проговорил Форест. – Я был неправ. Ты такая, какой мне и хотелось тебя видеть. Я воспитал тебя в определенном духе и не раскаиваюсь в этом. Ты лучше приспособлена для жизненной борьбы, чем твоя слабая нежная мать. Оставим этот разговор – я собирался говорить с тобой о другом. Известно ли тебе, что у тебя был брат?
Джен, с напряженным вниманием слушавшая отца, ответила:
– В раннем детстве, мне кажется, я что-то слышала, но потом о нем больше не вспоминали. Он умер?
Глубокий вздох вырвался из груди больного.
– Может быть, умер, а может быть, – нет, – медленно проговорил он. – Мы так и не смогли ничего о нем узнать. В конце концов я запретил упоминать его имя, твоя мать приходила в полное отчаяние, когда заходила о нем речь, хотя ни на минуту не переставала думать о своем сыне.
С захватывающим интересом слушала Джен больного, низко склонившись над ним. Он схватил ее руку и крепко держал в своей.
– Тебе знакома новая история моей родины, – начал больной, – ты знаешь, что в начале тридцатых годов Германию охватило политическое движение. Как всегда, раньше других на него откликнулось студенчество. Я в то время был двадцатилетним юношей и слушал лекции в университете. Вместе с товарищами я начал бороться за свободу и величие своей родины. Правительство арестовало нас, как преступников, и приговорило к смертной казни. В виде особой милости ее заменили потом двадцатилетним заключением в крепости. Семь лет я просидел там, как тебе известно, а когда, наконец, попал под амнистию, то был уже другим человеком. Заточение сделало из меня – юноши, преисполненного доверия и любви к людям, идеалиста до мозга костей – озлобленное существо, которое не могло забыть бесконечные унижения, которые пришлось пережить в тюрьме.
Форест на минуту остановился, вспоминая ужасы заточения в крепости