Лев любит Екатерину. Ольга Елисеева
Читать онлайн книгу.
подкидывали волохам пожрать из магазейнов. Тоже ведь христиане, дети у них.
Что-то слышал Потемкин про Родовозы. Майор Сатин был там в прошлом месяце. Закон наш, вот и поехали ребята причаститься. Ржали потом неделю, рассказывали, какие молдаване тупые, никак русского языка не разумеют. Но главное – сколотили себе крест из здешнего же белого тополя, даже обстругали хреново, весь в занозах. А архимандрит и говорит: этот крест сделан из остатков Животворящего Креста Господнего. Сами же строгали, и сами поверили. Как дети!
Гриц тогда подумал: хорошо быть такими детьми. По простодушию внидут в Царствие Небесное. А Сатину запретил людей в местные церкви водить. Некрасиво потешаться над чужой бедностью.
Пустив коня рысью, Григорий привстал на стременах и начал высматривать, нет ли поблизости татарских конников. Их летучие отряды всегда окружали большое турецкое войско, двигались параллельно ему, объезжали окрестности. Нет, уже проскочили. Ушли вперед. Дозорные метнулись к монастырю. Вернулись, едва не сблевывая через узду.
– Не надо, не надо туда! – замахали руками. – Они всю деревню… Не на что там смотреть. Живых нет. Дед один сидит у околицы, плачет.
Нашли деда.
– За что ваших, отец?
Переводчик не понадобился. По-волошски уже многие навострились. Особенно господа офицеры, которые знали французский. Одни корни у слов. Чудно: до Парижа далеко, народ кругом дикий, одевается в дерюгу, а лопочет на романский лад. Потемкин тоже пару раз попробовал – получилось.
– Что тут было? – спросил он строго.
– Хотели иконы пожечь. А наши побежали крест защищать. Все, кто был. Я вот хромой. Так они и их заодно.
Бог ты мой! Гриц провел ладонью по лбу. Ради струганных досок. Ради своей же выдумки. Сошла с ума деревня!
Он велел верховому посадить старика за спиной. Не один монастырь на свете. Найдется, где беднягу оставить. А сам галопом поскакал глянуть пепелище. Может, все-таки кто-то уцелел? Его сопровождало около десятка всадников. Настороженные, злые. Какой бы смешной и бедной ни была обитель, а все-таки своя, и глумились здесь не над дикарями-волохами – над единоверцами. Потому и убили всех.
Проехали под обугленной аркой ворот. Вокруг – мамаево побоище. Люди вповалку, порубленные, потоптанные лошадьми. Резные двери в храм – единственная красивая вещь – выбиты. Потемкин хотел спешиться. Ребята удержали.
– Я что, татарин, на коне в церковь въезжать? – плюнул, слез, перекрестился. Жутко стало стаять на земле среди мертвых тел. Наступил на створки. Под ногами выпуклые виноградные грозди, ангелы с трубой. «Что же вы, братцы, не дунули в срок? Мы недалече были, могли бы поспеть…»
Гриц вытащил из кармана платок, когда-то белый и когда-то шелковый. Закрыл лицо и переступил порог. Сгорело все. Да и чему было гореть? Даже глина стен пошла глубокими трещинами. Не осталось ни единого угла, который не облизали бы жадные языки. Потемкин глянул в алтарь. До креста огонь не добрался. Прихожане завалили его собственными