Какая жалость жалеть себя,

      И быть тогда хоть немного счастливым,

      Так дерзко и мерзко себя любя,

      Вместо золота кушать сливы.

      Какая жалость браня боль,

      Быть педантично бездельно статичным,

      На раны закрытые сыпая соль,

      Мечтать о здоровье и теле отличном.

      Какая жалость быть много пустым,

      Не видя в любви продолжения страсти,

      Ведь всего-то нужны мосты

      И его незабвенные сладкие части.

      Какая жалость жалеть себя,

      Любить себя и не быть критичным,

      И будто высоты высот беря,

      Считать себя лучше, сильней, атлетичней.

      Это жалость, поверьте Простая жалость

      Напускная тоска жрет печальную грудь,

      Надо больше работать – немного осталось,

      Работы не любит гнетущая грусть!

      Дождик под вечер и грома раскаты,

      Молний разрывы, разрезанный свет,

      Гаснут тревожные общества страты,

      Кажется громко, беззвучно, что бред.

      Искорки тысячи глаз за раскатом,

      Бьют напрямик в эту темень толпы,

      Мысли собакой залаяли матом,

      Не выходя за предел конуры.

      Взрывы, сияние, детский восторг,

      Визг не привыкших к подобному женщин,

      Перед глазами и ясность, и морг,

      Мир человека, действительно, тесен.

      Лишь выйдя мозгами за конуру,

      Увидеть готовы, как все в мире классно:

      Смотреть на раскат и не видеть страну,

      Не тратить мечты и любовь понапрасну.

      Открывши глаза, вдыхать аромат

      И видеть, что ясность приходит озоном,

      И вот уж не видно ни власти, ни страт,

      И уж подчинились природным законам.

      Но это чуть-чуть, ненадолго, на время,

      Пока гром не уйдет, и не включится свет,

      На нас возлагают тяжелое бремя:

      Неясности – да, а прекрасному – нет…

      Привыкли, сошлись, потерялись дилеммой,

      В этом мире без душ, мире липовых лиц,

      Для счастья побиться бы с нашей системой,

      Выйдя с зоны комфорта и кайфа, где бриз.

      Кого же я встречу на грозном пути,

      Где листья боятся опасть без приказа,

      Где лучше смеяться и пить, чем грустить,

      И всех захватила дурная зараза?

      Куда же поплыть на небес корабле,

      Чтоб грузно не пасть в пустоту мирозданья?

      И как покоряясь проворной судьбе,

      Добиться людей мировое признанье?

      Ах ночь. И лишь утро сверлит телефоном,

      Что нужно вставать и не думать про боль,

      И мы снова не зная, что значит сурово,

      Садимся браня за писательский стол.

      Бумага, две ручки, семь образов славных,

      Но утром сюжет