Это ведь тоже не на публику писалось и не в расчете на будущих историков. Это – текущая деловая переписка, и из нее видно – движущей силой тех дней были для Сталина и его верных соратников не интриги, а проблемы, которые надо было решать. И то, что Ежов сам был впоследствии репрессирован, объяснялось не принципом «Мавр сделал свое дело, мавра надо уходить», а личностными его качествами.

      Знаменитый авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев вспоминал разговор со Сталиным, когда тот сказал: «Ежов – мерзавец! Был хорошим парнем, хорошим работником, но разложился… Звонишь к нему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли…»

      К слову, на момент ареста Ежов был вдовцом – жена покончила самоубийством, а жену он любил.

      Нет, Ежов отнюдь не был «исчадием ада» и серым аппаратчиком. Я с интересом читал, например, стенограмму его выступления перед мобилизованными на работу в НКВД молодыми комсомольцами и коммунистами 11 марта 1937 года… Это было выступление не по бумажке, но это было обширное, конкретное, деловое и информативное с позиций именно профессиональной ориентации выступление.

      В начале его (а разговор был «домашний», причем с людьми, которым предстояло работать не столько в центральном аппарате, сколько «по преимуществу в больших городах») Николай Иванович говорил: «Мы со своим аппаратом всеми щупальцами опираемся на большинство нашей страны. На весь наш народ…»

      А позднее повторил: «Разведка наша народная, мы опираемся на широкие слои населения…»

      В конце же им было сказано вот что:

      «С введением Конституции (1936 года. – С.К.) многие наши вещи, которые мы сейчас делаем походя (пометка стенограммы «смех в зале». – С.К.), они не пройдут даром. Имеется законность, поэтому нам надо знать наши законы, следователь должен знать досконально наши законы, тогда исчезнут все взаимоотношения с прокуратурой. Главная наша драка с прокуратурой пока что идет просто по линии незнания законов, незнания процессуальных норм…»

      Не удержусь и приведу и такое, между прочим, замечание Ежова:

      «Двое приятелей, члены партии или не члены партии, собрались и начинают рассказывать… а у чекистов соблазн рассказать историю… вроде охотника, всякие сказки. Я знаю, например, от разных чекистов, по крайней мере 15 вариантов поимки Савинкова…»

      Читаешь это и думаешь – а сколько же подобные любители «охотничьих историй» запустили «дез» о службе Берии у мусаватистов?

      Уж наверное, побольше, чем пятнадцать!