Назавтра, по школьному распорядку, у нас был субботник. Я больше любил весенние субботники, когда мы носилками растаскивали по будущим газонам привезённую землю и сажали деревья. У школы были свои аллеи в парке: кипарисовая, можжевеловая, из серебристых туй, – и самые старые деревья на них давно вымахали в два человеческих роста. И, присыпая землёй корни нового саженца, я всякий раз настраивался на философский лад: вот окончу школу, уеду, а этот розовый куст останется и, может быть, глядя на него… Нет, персонально меня вряд ли кто вспомнит,6 но хотя бы наш класс, год нашего выпуска?..

      Осенью – другое дело. Никакого творчества и созидания, уборка мусора, грабли, вёдра, совковые лопаты, – и, тем не менее, на осенние субботники я тоже ходил с удовольствием. С мусором на своём участке парка мы разбирались легко, а затем… Но первым делом всё-таки наводили глянец. С утра в наш зелёный, полный хвойных ароматов, постоянно растущий парк с причудливо расположенными аллеями, которые при взгляде сверху складывались в буквы КЧФ,7 и множеством тайных тропинок, пришли все одноклассники, даже те трое, кто вчера не был в школе. Нет, не все: Моторина не пришла, но это небольшая потеря. Появилась и Лена Гончаренко в синих трикотажных брючках с проступающими контурами трусиков и сиреневой футболке навыпуск. Я и забыл о ней, сперва отмечая день знаний, потом думая о том, как отметили, но, увидев со спины, мигом вспомнил и узнал по ногам. Сегодня, во всю длину обтянутые тонкой тканью, они казались ещё стройнее и крепче. На них были кеды, обыкновенные, наверное старые и предназначенные для чёрной работы, но, увидев их, я представил не работу, а бег, невесомый бег по блестящей траве, по волнам залива, по крышам, по белоснежным облакам…