Мы поздоровались и сразу заказали по бокалу пива. Алеша уже выпил один, пока ждал меня.

      Все было позади, осталось только стереть ластиком.

      – Знаешь, мы с тобой, как герои Ремарка, только нашу умудренность и разочарованность в жизни мы имитируем, по этому получается еще смешнее.

      – А он не имитирует? – спросил я.

      – Не знаю. Хочешь сказать, что поствоенный синдром в его книгах показушный? Мне самому иногда кажется, что несчастье они себе внушили, но тут дело в том, что, как мне кажется, это единственный возможный способ выжить. Когда вокруг пошлость и глупость остается только воспитать в себе способность, позволяющую ощущать бесконечную боль, научиться отдаваться терзаниям, тем самым противопоставив свою фигуру праздным, веселящимся идиотам.

      – Кстати, его очень легко имитировать, смотри: «Я брел по пустынной улице. Собирался дождь. Эмигрант всегда попадает под дождь, наверное, потому, что часто бродит по улицам. Я спустился в бар, там меня уже ждал Ганс и Павел Овчинников – русский эмигрант.

      – Как дела, Фридрих? Отчего твои глаза так грустны, неужели тебе перестал сниться наш старшина с его бородавкой на шее? – весело спросил Ганс, подняв бокал пива в единственной руке.

      – Наоборот, он предложил мне свои сапоги, в случае если его убьют русские. Все дело в том, что сапоги на нем всегда были дырявые.

      – Да… Хотя, знаешь, по сути он был прав: когда он взорвался на мине его сапоги разлетелись также, как куски его тела. От них ничего не осталось, а мы с тобой потом бродили по этому жирному полю и боялись вымазать свои начищенные сапоги о кишки Адольфа.

      – Я больше боялся смотреть в глаза его жены, которая жила по соседству со мной» – ну и в этом духе, закончил я.

      Алеша заулыбался и добавил:

      «– Павел предложил выпить немного водки, после того, как мы допили бутылку кальвадоса. Кельнер быстро принес хорошей водки и горячего хлеба.

      – Ваше здоровье, господа – громко, басом сказал Павел, и мы выпили.

      Я заметил, что Ганс захмелел, однако, именно он предложил взять бутылку рома, когда мы закончили водку. В кокой-то момент, мне стало ясно, что в окна пробираются первые лучи утреннего солнце и потому пора уходить. Попрощавшись с товарищами, я вышел и подумал и Бэтти, вспомнил ее бледно-розовый платок, который она носила в рукаве»

      – А после