2744 год до Рождества Христова

      Земля пребывала в ночи во всем своем великолепии лунного очарования. Она почивала, как юная дева, отдыхая от дневных забот своих, укрывшись одеялом небесным, и одеяло то было украшено россыпью звезд, которые игриво создавали узоры созвездий и как будто разговаривали шепотом между собой, боясь нарушить сон этой колыбели жизни. И казалось, что никто и ничто не может помешать этому дивному великолепию, которое было создано с такой нежностью, неповторимостью и божественной мудростью. И все это волшебство было подчинено в действии и движении своем точному исполнению законов вселенной как отдельно в каждом из ее проявлений, так и в их организованном шествии.

      В тусклом свете не было видно жизни, как будто все замерло в ночи, повинуясь ее естественному ритму, когда спят все животные, рыбы, птицы и прочие гады, беспрекословно преклоняясь перед властью тьмы. И даже филин, спрятав свое тело в зарослях высокого дерева, не решался лишний раз заявить о своей природе ночного охотника, чтобы не быть замеченным во мраке, не доверяя ему полностью. И только около логова волков с определенной частотой доносились то одинокие, то многоголосые завывания, восхваляющие ночное светило. И луна не противилась этому, она ценила своих поклонников, стараясь светить еще ярче, разбивая грандиозные планы тьмы.

      На поверхности земли в отражении звезд могущественно пребывала гора, верхушка которой касалась облаков и пронзала эту синеву, оставляя следы своего возмущения на лоске голубого бархата. И только свет звезд, падая на склоны и непреступные скалы, разбиваясь о их крепость, изобличал стальную кольчугу ее одеяния. Но не стояла гора на месте, а двигалась поступью барса, медленно и бесшумно скользя по поверхности земли. И вот луна осветила холодным лучом истинную сущность горы – это был Сатана в обличии дракона.

      Всем своим видом дракон сообщал о неприступности. Одетый в платиновые доспехи, он источал силу и великую власть над землей. И хвалясь могуществом и неуязвимостью, он силою своей обольщал живущих на земле. И был о семи головах, и каждая из оных не была похожа на другие. И хранили в себе грехи человечества, которые искрились в глазах дракона, переполняясь ужасами и страхами людей. Каждая голова имела по одной тысяче глаз, и общее количество было семь тысяч, отражающих пороки человеческие. Так, в первой голове селились ложь и лжесвидетельство, во второй – злые помыслы и ненависть, в третьей – обольщение, любодеяния и прелюбодеяния, в четвертой – коварство и лесть, в пятой – безумство и убийство, в шестой – воровство и обман, в седьмой – гордость и богохульство.

      Глаза дракона видели пути всякого, кто алчил чужого добра, чьи пути вели в засады для убийств, где поджидаются непорочные без вины, чтобы завладеть имуществом их, и ноги их бежали ко злу и спешили на кровопролитие. И рыскали и покушались, и погрязли во лжи, расставили сети на праведных и вели их в суды продажные, и пытали под общее ликование.

      Дыхание дракона смердело, смешиваясь со смехом коварных и хохотом нечестивых грешников на фоне тысячи криков людских и молений о спасении.

      И поднялся ветер с востока, и листья с деревьев отлетали, как осенью, как будто убегая и скрываясь от погони, и ложились и прятались в зарослях стеблей созревшего хлеба. И пригнал этот ветер облака тучные, налитые тяжестью, и становилось их все больше и больше, как войска несметного, подступающего к городу осаженному. И покрывало бархатное с узорами было свернуто и убрано, и лунный свет не проступал сквозь завесу.

      В свете сверкающем молний пронзающих был виден силуэт дракона, который с негодованием поднял головы свои к небу, а туловище прижал к земле. Он изменился в образе своем, и недовольство его перерастало в гнев и настороженность. И, как будто огрызаясь, языки пламени вырывались из пастей как предупреждение о готовности вступить в битву.

      Но ветер стал утихать, и земля восставала порослью своей, и небо