– Что ты сказал?

      В полумраке салона не сразу удалось разглядеть грубоватое лицо. Раньше, когда он просыпался вот так и смотрел на нее украдкой, на дне его холодного взгляда можно было уловить что-то ласковое и нежное, прежде чем опускалось забрало, за которым интроверты привыкли скрывать свои чувства.

      Но не сейчас.

      Сейчас взгляд был слишком мутным, чтобы разглядеть, что там на дне.

      – Приехали.

      – Тебе приснилось?

      – Нет.

      – Значит, ты шутишь, – она прижалась к его плечу, чувствуя, как дыхание рядом становится медленным и глубоким, – как ты можешь здесь спать?

      – Идем, – он принялся шарить рукой в поисках сумки.

      – Так ты серьезно?

      Она глянула в маслянистый мрак за окном и обернулась с выражением, которое ясно давало понять, что шуток она терпеть не намерена, но он уже стоял в проходе с закрытыми глазами, слегка раскачиваясь, словно продолжал спать.

      Ладонь его протянутой руки сжималась и разжималась, торопя ее.

      – Но ведь там ничего не видно! – засмеялась она, звонко хлопнув его по ладони.

      – Тише! Людей разбудишь…

      Он повел ее мимо спящих, похожих на трупы пассажиров, сквозь храп, удушливые запахи и трескучие звуки дешевых наушников. За водительским стеклом желтела знакомая стена.

      – Ну, скажи – как ты узнал?

      – Отстань, – влилось в ухо вместе с жарким дыханием. Он быстро поцеловал ее и увлек в снежную ночь.

      Шедший вторые сутки снегопад сковал не только Москву, но и все дороги в радиусе пятидесяти километров за МКАД. Она вспомнила, как испугалась, впервые увидев десятибалльные пробки на экране смартфона. Но в ту минуту надежда была еще жива. Жив был пропитанный мраком день, и в запасе оставалось целых шесть часов на преодоление того, что даже в худшие времена занимало пару часов.

      Теперь, когда все надежды остались позади, девушка смотрела на охваченный огнями караван, хвост которого пропадал за подъемом и, вспомнив, что он тянется из самого центра Москвы, ощутила приступ тошноты.

      Ветер порывами дул со стороны поля, принося из мрака огромные снежные вихри, походившие на великанов, медленно плывущих через шоссе. Девушка повернула голову ему навстречу, и от снега защекотало в носу. Она чихнула, вытянув руку в сторону дороги.

      – Смотри!

      Он обернулся и увидел две полицейские машины, стоявшие друг за другом. Занесенные снегом, темные, очевидно, они простояли тут не один час. В низине, у заброшенного сарая, в такой же безжизненный сугроб превращалась машина скорой помощи. Взгляд пробежался вдоль обочины и уперся в еще одну причину пробки.

      – Кошмар! – сквозь варежку ее голос прозвучал искаженно. – После такого ведь никто не выжил?

      – Вряд ли. Похоже на лобовое столкновение.

      Он смотрел на нижнюю часть и багажник – больше от машины ничего не осталось. Порог под водительской дверью был залит темными подтеками и измазан чем-то густым, похожим на солидол.

      – Интересно, где они все?

      – Кто?

      – Ну, врачи, полиция…

      В месте аварии пробка ссужалась. Водитель «Ленд Крузера», без успеха пытавшегося обогнуть ее по обочине, высунувшись из окна, грозил кому-то хоккейной клюшкой. Его квадратная челюсть поднималась и опускалась, как грузовая платформа.

      – Идем?

      Вместо ответа она схватила его за рукав.

      – Витя! Сколько?

      Он взглянул на часы.

      – Без пятнадцати…

      Она подняла указательный палец и замерла, многозначительно глядя в его лицо.

      – Я успею.

      Он вспомнил, и легкий холодок скользнул в район живота.

      – Конечно, успеешь. Идем!

      Но она покачала головой.

      – Что?

      – Не притворяйся!

      – Аня…

      – Ты же знаешь, он работает до полуночи, – перебила она, – господи, не веди себя глупо!

      Он вспомнил забор на Новинском бульваре и голос с едва уловимым акцентом – анкеты должны быть отправлены до тридцать первого декабря. Им шли навстречу. Нельзя не ценить это. И все, в общем-то, было нормально – до сегодняшнего утра, когда обнаружилось, что он взял не ту «флешку». Конечно, она была в ярости, и он чувствовал себя виноватым, но…

      – Хорошо. Ты успеешь, – услышал он собственный голос.

      Она улыбнулась и провела ладонью по его груди. Он подумал – и в самом деле глупо. Смешно и глупо он выглядит в своей навязчивой манере всегда и везде видеть опасность. Ведь, в конце концов, все это по его вине.

      Перед поворотом она остановилась. Оглянулась, помахала рукой. Густой подмосковный мрак очертил невысокий силуэт, и нежная кожа как-то неестественно ярко отразила бледный свет фонаря, словно она попала в перекрестье