Вольный град. Полемические заметки о политике, демократии и русском патриотизме в 2-х частях. Часть 2. Дмитрий Герасимов
Читать онлайн книгу.
официальное православие думать не хотело).
В этом смысле у восточного христианства греческого разлива на Руси всегда были совсем другие функции – не подъем культуры, общества или человека, а, напротив, контроль над ними, постоянное угнетение, усреднение, истощение и смерть. С самого начала из трех тенденций древнерусского государства, боровшихся друг с другом и до определенного момента взаимно уравновешивавших друг друга – княжеского деспотизма, олигархического автономизма и народной вольницы существовавшего на Руси с незапамятных времен вечевого строя, пришедшее из Византии греческое христианство опиралось исключительно на княжеский деспотизм. Им оно питалось, им же охранялось и поддерживалось, борясь с исконным язычеством народных «низов» и независимых богатых людей, русской родовой знати (по сути, природным сознанием того времени). Так что даже знаменитое «ярославово просвещение», которым так гордятся отечественные историки, во многом искусственное и чуждое русским (не бывшее результатом свободного выбора и самоорганизации), насаженное сверху наводнившими Русь иноземцами для иноземцев же, спустя всего несколько десятилетий развеялось в пыль, не оставив после себя и следа.
Эпохальные смены богов случались в истории не раз и не два – у этого процесса есть свои социальные, культурные и политические закономерности. Однако в том-то и дело, что это была не обычная «точка бифуркации», обусловленная внутренней потребностью развития и адаптации к изменившимся условиям жизни, а достаточно резкий и навязанный извне (с жестким подавлением инициативной оппозиции) поворот к внешнему закрепощению жизни, насилию над ней. Своего рода резкое попятное движение в сторону от естественных и живых процессов самоорганизации (так называемой феодальной раздробленности) к насильственному единению в том, что давало, по крайней мере, формально унифицирующее единообразие, позволявшее выстраивать жесткую властную вертикаль. Давить, душить, запрещать, угнетать, как и патологический ужас пред всяким вообще инакомыслием, безусловная покорность единоличной власти – все это постепенно вышло на первый план в православии отнюдь не случайно.
Причина на самом деле одна и, при всей своей парадоксальности, лежит на поверхности – православие так и не стало русским (не будучи продуктом самоорганизации), оставшись иноземным (даже по искусственно созданному языку богослужения), казенно-бюрократическим и безразличным по отношению к русским атрибутом трансцендентной власти, его не наполнили живительные соки, пот и кровь русских мирян, простых верующих, которые смогли бы согреть его изнутри и сделать «своим». Наоборот, на протяжении почти тысячи лет вдохновляемое и питаемое деспотической властью, оно само пыталось (огнем, виселицей, топором и дыбой) преобразовать, подстроить под себя вечно ускользавшую от него прирожденность. И в том его настоящая