Искушение. Виктор Ремизов
Читать онлайн книгу.
перышки облаков.
Уехали из Белореченска студенты и студентки, гостившие на каникулах, притихли и местные. С улиц исчезли крутые, набитые вечерней молодью черно-тонированные «девятки», глушившие своей музыкой все живое вокруг.
Стало потише, иная хозяйка недоверчиво выходила за вечерние ворота и долго стояла, слушая деревенскую тишину и глядя на свое бабье лето, неотвратимо уплывающее от нее по Ангаре, то рукой, то тапком почесывая комариные поцелуи.
Белореченск деревянный по преимуществу, частные домики с огородами и банями облепили просторный, разрезанный оврагом холм, который с одного бока омывает широкая Ангара, с другого – ее правый приток, таежная Белая, когда-то и давшая названье городку.
С высоты белореченского холма, особенно с облезлой церковной колокольни, на три стороны от жилья раскинулась голая степь, на север же, за устьем Белой и по Ангаре маняще и весело дыбятся зеленые таежные просторы.
Жителей в городке девятнадцать тысяч – крупный по российским меркам райцентр. В остальном же – всё, как и по всей нашей необъятной Родине. Небольшие предприятия: маслозавод, дореволюционной еще посторойки «кирпичный» и валяльная фабричка заросли бурьяном. От больших когда-то, областного значения рыбзавода и «молочки» тоже немного осталось. Работы нет, наверное, и для трех тысяч. Кто помоложе, ездят на сторону, большинство же кормится огородами, с реки да из леса. Хлеб и бензин покупают на пенсии стариков.
Катя с отцом, матерью и двухлетним братишкой жила на Прибрежной, как раз над высоким мысом, где встречались реки.
Кате двадцать лет, она стройна, хорошо сложена, по-девичьи тонкая как будто, но крепкие бедра, округлая грудь… уже ясно чувствуется в ней юная женщина. Русые волосы обычно заплетены в тяжелую косу, но бывают и просто вольным длинным хвостом почти до пояса. У нее карие, ясные и умные глаза. Лицо смуглое с едва заметными брызгами веснушек по холмику носа.
Заглядевшись на нее, встретившись с ней взглядом, чувствуешь вдруг какую-то беспричинную радость и даже удовольствие и начинаешь сам улыбаться, да так, что не можешь глаз отвести. Как бывает, пьешь воду в тенистом таежном ключике, и такая она чистая и вкусная, что никак не напьешься… и даже самому смешно и весело делается, что напиться не можешь. Так вот с Катей. На красивых девушек часто ведь смотреть неудобно почему-то, на нее же наоборот. Катя не вызывала смущения, и чаще всего люди, даже хмурые, даже толстые и всем и всегда недовольные тетки отчего-то начинали невольно и осторожно щериться в ответ на ее приветливый взгляд.
В клубы, а их в Белореченске в новые времена открылось целых три, Катя не ходила, ночью не визжала под пивко у речки и вообще публичной райцентровской жизни по возможности избегала. Она была жизнерадостна, но от природы умна и сдержана, как будто знала о жизни что-то важное, что делало ее спокойной и позволяло без усилий избегать мелкой и ленивой пошлоты, так легко убивающей и мозги, и душу.
Сегодня она встала в шесть, кроликов накормила, кур выпустила в огород. Там уже выкопали картошку, и куры, со страстью поднимая пыль, выискивали что-то в желто-бурой ботве. Петух Портос, недовольно и строго поглядывая, вышагивал чуть поодаль, вдоль забора, оберегая свои яркие одежды. Катя замешивала оладьи в летней кухне. Спящего маленького брата слушала сквозь трудовое сопенье стиральной машины. Вместо брата услышала голос отца из дома:
– Катюша!
– Иду, пап! – брякнув рукомойником, быстро вытерла руки и побежала через небольшой двор в дом.
Отец лежал в первой же маленькой комнате, направо от входа, где он всегда и работал. Здесь помещались только кровать и небольшой письменный стол. Над кроватью, вокруг окна и всю противоположную стену до самого потолка занимали книги. Книгами здесь и пахло, да лекарствами в последнее время. Отец, улыбаясь Кате такими же, как у нее темно-карими глазами, поднял руку к дочери. Катя скинула с него одеяло, майка задралась и обнажила пожелтевший уже гипсовый корсет, охватывающий низ спины. Катя присела на колено, быстро поцеловала отца в колючую седеющую щеку.
– Будешь завтракать?
– Пойдем, посижу с тобой…
Отец, приноравливаясь, обнял дочь одной рукой за шею, и она стала аккуратно поднимать его и пересаживать в инвалидную коляску. Отец очень похудел за последние два года и был легкий, он морщился, молча терпел боль, руки привычно взялись за колеса, и он торопливо покатился из комнаты, будто можно было уехать от опостылевших кровати и стен.
Учителя математики второй Белореченской школы Георгия Ивановича Рождественского придавило два года назад. В июле. Было такое же вот утро, еще не садились завтракать, пришел сосед, попросил помочь закатить бревна на сруб.
Солнце давно уже взошло, но еще не жарило. Новый сруб был поднят на десять венцов, и они вчетвером затягивали подготовленные восьмиметровые сосновые бревна по косо уложенным направляющим. Наверху бревно укладывали в чашу, просматривали, плотно ли легло, потом прокладывали пазы сухим мхом и переходили на другую сторону. Поднимали следующее. Двое помоложе сверху тянули поочередно