Однажды тёмным дождливым вечером, когда западный ветер уныло завывал в кронах деревьев, а фонари, естественно, не горели, Егор по ошибке свернул на чужую улицу.

      Тут надо сказать, что улицы в старом городе проложены не по плану, а как когда-то кому-то показалось удобней. Правда, как утверждают историки, план в своё время всё-таки составили и утвердили, но воплощение его в жизнь столкнулось с некоторыми трудностями. Например, чтобы проложить через весь город прямой проспект пришлось бы построить через здешнюю речку Петлянку 22 новых моста. Понятно, что казна таких расходов не потянула. Составивший план архитектор, как рассказывают, сошёл с ума, но потом вроде бы как совершенно выздоровел, примирился с действительностью и женился на местной купчихе. Единственной странностью осталась за ним привычка взбираться тёплыми летними вечерами на городище и тоскливо озирать город глазами побитой собаки.

      Его приемник был немец и человек решительный. Начал он с того, что сам попытался пройти по намеченной по карте прямой линии. Говорят, назад он не вернулся. Согласно местным преданиям, его призрак изредка является и доныне. Несколько раз будто бы видели, как он, с трубкой в зубах, в клетчатом пиджаке и с компасом в руке, бормоча невнятные ругательства, пытается перелезть через чью-нибудь ограду или форсирует какое-нибудь болотце.

      Так вот, стоит ли удивляться, что, проспав свою остановку и возвращаясь пешком по непривычному маршруту, Егор свернул не на ту улицу. Чертыхаясь и спотыкаясь, он брёл в темноте, как вдруг заметил впереди у самой земли какие-то сполохи, будто где-то там внизу, бушевало, выкидывая синие языки, невидимое пламя. Но едва он сделал несколько шагов вперёд, как пламя исчезло. Отошёл назад, снова появилось. Тогда Егор, человек от природы любознательный, приметив загадочное место возможно точнее, подобрался к нему вплотную и нашарил в темноте подвальное окошечко. Засунул туда голову, и снова уловил отсвет пламени. В ноздри ему ударил запах серы, а уши уловили гул, сквозь который издалека прорывались какие-то вопли.

      «Преисподняя!» –