Плыли всю ночь, почти на ощупь, подсвечивая речной путь чадящими трутами. И только к утру причалили к Чернореч-граду. Димитрий был уже совсем плох, его трясло в лихорадке, веки с трудом открывались. Он чувствовал, что скоро начнет терять сознание, мысли путались. Первак без конца поил его, насильно заставляя открывать рот:

      – Жар воду из тебя тянет, а с водою силы приходят, надо пить.

      На пристани послали за телегой. Вокруг Димитрия поднялась какая-то суета, но он уже не понимал, кто с ним рядом, где он, куда его несут. Мрак сгустился, скрывая от князя происходящее. «За грехи-то мне, – вдруг четко всплыло в голове, разрывая туман беспамятства, – видать, прелюбодеем помру».

      Анна, увидев состояние сына, окаменела, холод побежал по ее спине, а сердце бешено заколотилось. С минуту она стояла как неживая, сразу постарев лет на десять. Потом, как будто резко проснувшись, начала отдавать команды: натопить баню, позвать духовника Олимпия, старушек-травниц, кликнуть черниц, чтоб молились над князем. Все пришло в движение. Анна сдаваться не собиралась. С Пахомием они стащили с Димитрия рубаху.

      – Это что? – указала она на повязку. Пахомий с Перваком, перебивая друг друга, начали рассказывать про ловы.

      – Нож, живо! – скомандовала княгиня, быстро разрезала заозерскую холстину. – Раны воспалились, промыть дайте!

      В горнице толпилось уже много народа: бабки-ведуньи совали княгине какие-то горшки с растираньями и отварами. Олимпий, стоя в красном углу с черницами, не отрываясь от икон, упорно молился о здравии. В другое время он бы никогда не вошел в одну горницу с ведуньями да не постеснялся бы отчитать за таких гостей и саму княгиню, но теперь, не обращая на бабок никакого внимания, он жарко взывал к Богу. Димитрия старец по-отечески любил да и понимал: для края смерть бездетного князя не предвещала ничего хорошего.

      Димитрий открыл глаза, узнал мать, слабо улыбнулся ей. Анна с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Непослушными пальцами она гладила сына по голове.

      – Соборовать надобно, пока в сознании, – обратился духовник к княгине.

      – Не надо, – слабым, но уверенным голосом вдруг заявил Димитрий, – не умру я, лучше мне.

      Анна не выдержала и заревела в голос, обнимая сына.