365 рассказов на 2007 год. Александр Образцов
Читать онлайн книгу.
мною апокалипсических картин вдруг спросила:
– Значит, Пушкин всё же является вашим, скажем так – прапрапра- и так далее троюродным дедом?
Напрасно я думал, что экологические проблемы способны отвлечь женщину, если она чем-то увлеклась.
– Если так рассуждать, то многие… – начал я.
– Не скромничайте, – прервала она меня, начав какую-то свою работу с потомком Пушкина. – Это не столько факт вашей биографии, сколько общее достояние нашей культуры…
Так началась моя просветительская деятельность. Днём я способствовал загрязнению реки и воздушного бассейна, повышал уровень шумов в городе, а по вечерам воспитывал умы и смягчал нравы.
Салоны Семикачалинска размещались в малогабаритных квартирах, теснейшие прихожие которых по необходимости способствовали близким взаимным улыбкам, взволнованному смеху, восклицаниям. Хозяин растерянно топтался со скрещёнными на груди руками, хозяйка перебегала из крохотной кухоньки в комнату и подавала оттуда советы, куда что повесить и какие тапочки где найти. И я скажу – это было прекрасно. Не затухающая никогда культурная жизнь, общественное неофициальное брожение подавали надежды на то, что семикачалинцы когда-то соберутся все вместе, войдут в соприкосновение с властями, и им выделят для контактов какой-то зал.
Надо сказать, что я вскоре привык к роли мавра. Почему-то Людмила Вольтовна ни разу не употребила общепризнанное «арап». Она оперативно освежила свои знания о предках Пушкина. Она порядочно понатаскала по этому вопросу и меня, странным образом застрявшего в своём самозванстве. Хотя, откровенно, много ли я выгод имел от этого? Конечно, мои вечера были насыщены разнообразными встречами…
Конечно. Но что побуждает меня выдумывать какой-то несуществующий город Семикачалинск, учительницу Людмилу Вольтовну в рыжей шубе, с которой у моего героя должен состояться роман на почве недопонимания, затем они начнут страдать оттого, что муж в анодированной оправе предвидел всё это, но пустил на самотёк; и заводик останется дымить вопреки здравому смыслу и протестам всех без исключения горожан, и жизнь всех людей, которые попадут в рассказ, будет безрадостна и заранее неинтересна (предопределена).
Нет. Я не смугл, это не так. И не курчав. Но я мавр. Вступая в эту жизнь, я вступаю в другую воду. Меня пугают прикосновения медуз, подозрительных предметов на дне, вид мусорной волны. Но я вступаю. И плыву. Я заплываю далеко, за буи, за ленивых бронзовокожих кобелей в белой лодке, ложусь на воду вверх лицом и смотрю в небо. Ничего я там, естественно, не различаю, кроме голубизны. Знаю я, что там должна быть именно голубизна. Я человек внушаемый.
Что на берегу? Ничего хорошего. Людмила Вольтовна ревниво следит сквозь тёмные очки (снова в моде вульгарный мефистофельский тип оправы) за мной. Мы выехали по договорённости в одно время, я – из Петербурга, она – из Семикачалинска… Впрочем, Семикачалинска не существует,