Над иконкою бумажные цветы,

      А лампадки уж в помине нет.

      Рядом ходики качают с высоты

      Медный счет лет, зим, лет…

      Время ткет и не торопится давно.

      Ни морщинки не прибавить, не отнять.

      Только вот середь привычных снов

      Вдруг приснится убиенный зять.

      Только вот приедет в гости внук,

      Громким смехом тени содрогнет.

      Молоточком в сенцах – тюк, тюк, тюк –

      Подобьет рассохшийся комод.

      Залатает крышу у трубы.

      Сухостой порубит на дрова.

      Обрисует в шутку ход борьбы

      На чемпионате, в классе «А».

      Будет мыться, фыркать и стонать

      У кадушки с дождевой водой.

      Будет так светло напоминать

      Год, бог память, девятьсот шестой!..

      И, отведав водочки и щей,

      Захмелеет, заплетет глаза…

      Ох, какое множество вещей

      Можно и проплакать и сказать!

      И сквозь дымку заблестевших глаз

      Комната повыше и людней,

      Будто бы и впрямь в урочный час

      Прошлое вдруг поселится в ней.

      Внук уедет и опять без суеты

      На ущербе крошечный просвет…

      Тихо ходики качают с высоты

      Медный счет лет, зим, лет…

      Клеймит, клеймит заборы

      Скучающий октябрь.

      И норовит за ворот,

      За пазуху, к локтям!

      Запястья и лодыжки

      В браслетах октября.

      Румяных щек ледышки

      Не пропадают зря.

      Весь город в поцелуях

      И пламени листов.

      Ладонями протру я

      Перила всех мостов!

      Память, как старая нянька,

      Все подает нараспев:

      Злобу – не меньше, чем гнев.

      Горечь – не больше, чем вспышку.

      Вовремя снимет крышку,

      Старая, старая нянька.

      Генералу «ура!» прокричали.

      Враз пропели в снегу каблуки.

      Не от радости, не от печали –

      Покраснели глаза от пурги.

      Алость губ в сизой меди проснулась.

      Что-то мерно твердил барабан.

      Бодрость марша ушла и вернулась

      Сквозь сплошной снеговой туман.

      И печатая шаг. Печатая.

      На минуту сомкнув сердца,

      Шла четвертая рота. Пятая.

      Огранив силуэт лица.

      И мерещится в снежном вареве

      Незнакомая та игра:

      Уходящего боя зарево,

      Бередящее кровь «ура».

      Су – это пение вьюги,

      Пьяных и злых затей.

      Гроб – на веселом досуге

      Мастер ночных фонарей.

      Гребень повит первобытностью,

      Вьется